Боги и Боты

— Почему же?

В зале оказались кожаные кресла, и мы сели в них.

— Это естественно — стремление человека к власти. Его вывела Эволюция многоклеточных.

— О! Приятно будет побеседовать со столь глубокими знатоком эволюционных законов. Да. Конечно. Стремление к власти естественно для гормонов человека, но на уровне сознания сама идея власти может мутировать. Это так же как инстинкт выживания и вера в загробную жизнь. Человек ради того, чтобы жить, готов убить себе подобного, того, кто угрожает его жизни. Но на уровне сознания у каждого может возникнуть Мем Вечной жизни. И тогда ему мало убить врага. Он начинает приносить в жертву невинных младенцев и девственниц. Начинает запугивать всех, в ком слишком много жизни. Рассказывать им, что они обречены и будут страдать после смерти больше, чем он…

— Опять это откровение…

— Не только оно… Ведь самыми главными распространителями вирусов о комете являются не священнослужители, а учёные…

…Вина?

Я машинально кивнул и посмотрел в его сторону — Иисус, придерживая рукав своего одеяния, разливал красное вино из графина в фужеры, стоящие на столике между креслами.

— Странно. Я-то как раз был уверен в них. Мне казалось, у них всё построено на исследованиях, экспериментах.

Внезапно открылась незаметная прежде дверь, и в комнату зашёл Эйнштейн.

— Что надо?

— Я тут падумал… шо тибе панадобится таки мая помащь… — мне показалось или у Эйнштейна действительно был одесский говор.

— Ну, давай. Только быстро, — Иисус откинулся в кресле и стал смаковать вино.

— Учёные ни менее других падвержены вирусам. И шо вы от них хатите?!.. Ани — тщеславны, и эта факт. Их легко увлечь идеей, которая будет атрицать всё старое. Они, как и все смертные, любят гармонию и баланс, чиво нет в реальности. Вы там этова никогда не найдёте, — он показал пальцем в небо, — скажу я вам по секрету. Они слишком увлекаются красивыми теориями. Слишком целеустремлённые, када дела касается их престижа… они слишком умные в том, как заткнуть за пояс своих каллег. Так шо учёные эти впалне спасобны увидеть результаты там, где их нет. Их разум играет с ними в свои игры!

— А ваша теория относительности, извините, — тоже вирус?

— Да нет, канечно, я вас умаляю. Я вам скажу за эту теорию. Её никто не принимал, пока не провели прастейшее измерение. Тока тагда мою теорию и приняли. Но вируса в ней нет… и никогда не было.

— Тогда почему вы — здесь?

— Теории тут нет. А он — здесь… как банальный символ гениальности. Всё, спасибо, Альберт. Без тебя бы я не справился.

Эйнштейн поклонился и скрылся за дверью.

— А что по поводу власти?

— То же самое и по поводу власти. Естественно — это когда мужчина подчиняет своей воле других мужчин, убивает непокорных, запугивает трусливых и ведёт всех одной дорогой, защищая их и управляя их жизнью. А вот уже вирус власти проникает в умы тех, кто хочет её достичь, несмотря на то, что не в состоянии никого покорить и защитить. Такой одержимый властью человек устраивает революцию. Всю систему, всю иерархию общества он устраняет, заставляя всех убивать друг друга. Это гений разрушения. И его паства — отщепенцы. Недовольные тем, что сильные правят слабыми.

Я выпил одним махом свой бокал вина.

— Я — слабый?

— Конечно. И Церковь твоя, как и любая другая — объединяет слабых, а не сильных.

— Теперь я ничего не понимаю. Эукариоты говорили…

— Мало ли что они говорили! Это же — просто гены. Решили бороться на нашей территории нашим же оружием. Ха-ха. Они обречены с этой своей «империей ангелов». Вместе со всеми своими млекопитающими, ну и человечеством тоже.

— Тебе не идёт этот смех, Иисус!

— А кому идёт? Дьяволу? Могу позвать его.

— Не… не надо.

В комнату заглянул Гитлер.

— Sie rief mich an? [101]

— Отбой.

— Gut!

Скрылся.

— Эй. А чего мы такие грустные? Ммм? Тебе-то что? Какая тебе разница, что будет после твоей смерти! Ну, вымрет человечество, ну и что? Главное, что ты сам прожил такую жизнь, что теперь не будет мучительно больно за…

— …бесцельно прожитые годы…

— Вот-вот. Ты замутил неслабый процесс, человек, — он похлопал меня по плечу. — Сейчас полмира вступает в ряды твоей церкви. И мы собираемся этим воспользоваться.

— И как же?

— У каждого вируса есть своя благодатная среда для распространения. А для вирусов ментальных самая благодатная почва для распространения — страх перед неминуемой гибелью. Страх перед смертью.

— Но по идее моя церковь как раз создана, чтобы противостоять этим вирусам.

— Нет, упрямый безумец. Она создана для того, чтобы дать людям надежду, чуть более рациональную, чем устаревшие вирусы «покаяния» или «праведности»… что-то там ещё…

— Может… жертвы? — нерешительно подсказал я ему.

— Ну да! Как я мог забыть!? — он ударил себя по лбу. — Хотя… ты знаешь, это всё мутации… я уже давно не тот, что был раньше. Идея жертвы теперь лишь часть сделки. Теперь всё лишь часть какой-то игры или обмена. А я в этой системе координат — самый опытный игрок. Не более того, — он ещё выпил. — Ты понимаешь, мужик… ни о какой искренности уже речь не идёт. Нужно просто вовремя сделать нужный ход… и это больше никого не цепляет… я устарел.