– Всио оки-доки, дамочка! – наполняет шприц какой-то жидкостью.
– Какая она худенькая… может её покормить?
– Низиа пака. Нужен тайм, чтап атвыкнут ат веннава питаниа.
– Что вы знаете про её организм!!??
– Боше вашева! Пакинте бокс! Гоу! Бистра!
Бабки встали, обиженно хмыкнули и зашуршали своими платьями к выходу. Какой доктор молодец!
Опять заревела. Никакой логики в этой башке! Кажется, доктор что-то в нас впрыснул… сознание тяжелеет, снова темнота, сон…
…Прошло несколько дней. К нам в палату периодически заглядывали врачи, родственники, но мы ни с кем не разговаривали. Как воды в рот набрали. Потом пришла разукрашенная как клоун подружка, и в ответ на её «Прива!» мы сказали вяло «Здравствуй, Дженни» и так же вяло подумали, что соскучились по ней. С подружкой рядом топтался какой-то пацан, наверное, её парень.
– Кто это с тобой?
– А шо? Нравица?
Жуёт жвачку с такой страстью, не закрывая рта, что чмоканье разносится по всей комнате.
– Нет. Меня тошнит от него?
– Риал!?
– Он какой-то ниистестенный.
– Ха-ха! Итс ай-бот! Как ти гадала?!
– Что значит «ай-бот»?
– Новаиа модел. Лимит едишн. Мам баила. Он мекин вижуал, бута – чилавек. Иа так всех расфулила. Зе синк, хиз ма бофренд.
– Ты знаешь, я не люблю ботов.
– Ес-ес. Помну… твоиа релижн, – надула пузырь и хлопнула им.
– Я устала. Приходи в другой раз. Хорошо?
– Окс. Но вот ешо! Чут забила! Ти не грр, ми джаст с Гарри тусим. Тиж иму не дала. Тибе пофик!
– Ничего, конечно. Тусите.
– Уау. Сенкс, Кет! Чмокс! И всо – иа джаст ранин, – она вскочила. – Хак – забила. Тибе – мам дала. Симс, апл, оранж.
– Сенкс.
Прошла неделя нашего пребывания в больнице. Врачи в процессе очередного обследования обнаружили беременность. Снова стали прибегать бабки, пробабки, братья и т. п. Было смешно наблюдать за их испуганными лицами, слушать бесконечные увещевательные речи. Мы молчали, и это было круто. Настоящий женский бунт! Идите вы ВСЕ в жопу, в том числе со своими фруктами!
На второй неделе мы начали ходить, и я смог лицезреть в зеркале наше лицо в полной боевой раскраске. Напоминало Мэрлина Мэнсона. Белая краска закрывала всё лицо, чёрным были обведены глаза и губы. Белёсые линзы. На всю эту красоту сверху спадали чёрные пряди волос. Тело девушки было не шибко сексуальным, и я не испытывал никакого возбуждения, когда она раздевалась и мылась под душем – только неловкость. Но постепенно я настолько привык к тому, что при взгляде вниз можно увидеть две выпирающие грудки с крупными тёмными сосками, что перестал обращать на это внимание. Ну, соски. И чо!?
Когда мы оставались одни, я погружался в поток её мыслей, с которым всё больше и больше примирялся. Вскоре он стал восприниматься мною как какой-то родной, пусть и не свой собственный, но близкий и понятный человек.
Потом нас привезли домой. По ощущениям был конец лета – ранняя осень. Домом нашим был средневековый трёхэтажный замок площадью около трёх тысяч квадратных метров. Где-то в Европе. Я всё никак не мог определить страну, так как практически не слышал иностранной речи. Весь медицинский персонал, а также боты-водители и прислуга, говорили по-русски. Это могла быть Германия или Австрия. Но с тем же успехом и любая другая европейская страна. Ну, замок. Ну, и что!? Его и построить можно заново. В любом стиле, практически.
К нам в гости стали съезжаться шумные подростковые компании, которых, видимо, созывали всё те же родственники, чтобы нас с Кэт как-то развеселить и настроить на позитивный лад. Среди прочих был и этот напыщенный англичанин Гарри в очках. Очки он, видимо, носил из соображений той же самой напыщенности. Наверное, очки – это единственное, что отличало в наше время настоящего аристократа от всяких выскочек, типа потомства русских нефтяных олигархов.
Он, разумеется, был с нашей подругой Дженни (а если по-русски, то просто Женей). Они всё время были вместе. С утра прогуливались на лошадях, играли в крикет, танцевали по вечерам на танцплощадке в шатре. Но в один день, ему всё же удалось улучить момент и подойти к нам. Джейн, видимо, отсыпалась после бурной ночи. Мы сидели на свежепостриженной траве в тени собственного замка, погружённые в прослушивание нашей любимой депрессивной группы lnterferons. Разглядывали бредущих по газону ботов-дезинфекторов и распыляющих нано-борцов с микробами. Он что-то спросил. Мы, моргнув левым глазом, отключили музыку в ушах и вопросительно уставились на него.
– Who is he?