Боги и Боты

— А как там у вас с этой, парикмахершей? — она явно со смыслом дала ей такое унизительное определение. — Я её тут видела — приезжала с мальчиком чёрненьким, интервью раздавала… подарки детям дарила. Она красивая.

— Давай лучше не будем об этом.

— А что так?

— Да, не хочу просто. И всё.

— А не хочешь знать, кто всё-таки отец? У меня есть одна догадка, — с садистским удовольствием она пускала кольца дыма и произносила эти слова, как будто шилом меня вспарывала. — Он когда-то и за мной ухлёстывал, денег предлагал…

— Какая мне разница?

— Большая. Чувак ещё тогда, 10 лет назад был мэром Москвы… а теперь и того больше…

— Так это, что… — президент?

— В точку!

В дверь постучались.

— Минуту! — крикнула Сирена и тут же, потушив сигарету и подтолкнув меня, сама стала спешно выбираться из постели.

К ней снова вернулось то самое запуганное лицо, бегающий затравленный взгляд.

— Это Верховцев. Можете не торопиться. Я жду наверху.

Она села.

— Как он нас нашёл?

— Ну, он не совсем то, что ты видишь. На самом деле это мой ай-бот.

— Вот это да! Я слышала про ай-ботов, но ни разу не видела их. Прям как настоящий человек — не отличить!

Она легла обратно и закуталась в одеяло. А я стал медленно одеваться, перегруженный поступившей от Сирены информацией и желанием понять, чем это всё может обернуться. Она не стала меня провожать. Лишь, сладко обнимая подушку, послала мне воздушный поцелуй.

— Сирена… — я помешкал с минуту.

— Что?

— Со мной тут один мальчик.

— Да… я видела… Это твой сын?

— Почти… ты позаботься о нём… — и зачем я это сказал?

— Хорошо.

На поверхности меня ждал ай-бот.

— Ну что, каковы результаты обследования?

— Как мы и предполагали — практически 80 % лекарственных средств тратится на 20 % детей. [112] Они же — самые частые посетители медицинского изолятора.

— У твоих друзей есть оружие?

— Да. Оно просто скрыто от людей… для избегания ненужных конфликтов.

— В данном случае всё наоборот. Нужно показать, что оружие есть, ради избегания возможных конфликтов…

— Хорошо, я передам им. Что дальше?

— Все эти двадцать процентов нужно собрать здесь во внутреннем дворе часа через два. Ну и обслуживающий персонал тоже. Я выступлю, объясню ситуацию и нашу позицию. Затем вы выводите детишек за пределы интерната.

— Всё ясно. Я вызываю медийщиков?

— Да, конечно… Найди Артура и покажи нам комнату.

…

В комнате мы позавтракали, я принял ванну, отдохнул и собрался с мыслями. Мальчику нужно было объяснить, почему я его оставляю… и что его теперь ожидает. Нужно было приготовить речь для всех работников Интерната. Нужно было сделать всё чисто и эффективно. Без единой ошибки.

…

Когда воспитатели вывели своих подопечных на свет восходящего солнца, когда в небе над внутренним двором Интерната собрался внушительный рой жужжащих камер-сканеров от разных медиа-компаний, я подумал ещё раз — что я делаю, зачем мне это нужно, и какие могут быть последствия у этих действий. Фактически я уже развязал войну против собственной Церкви, а после этой речи у меня уже не будет ни единой связи со всем человеческим родом. Мир, возможно, ещё будет ко мне прислушиваться, но близких людей у меня теперь нет. И скорее всего — не будет.

На детей было жалко смотреть. Доходяги, астматики, имеющие задержки в развитии — все они вызывали обычную человеческую жалость, тревожно переглядываясь, дрожа от холода. За пределами интерната их могло принять поселение родителей, отдававших все эти годы своих отпрысков в это заведение. Место трогательно называлось «посёлок Надежда». Оно находилось совсем недалеко, и я уже отдал распоряжение их предупредить, попросить выслать своих представителей к воротам и встретить изгнанников из этого безжалостного ковчега.

— Друзья мои! — голос разносился эхом по всем этим гектарам и угодьям интерната. — Мне очень нелегко сейчас выступать перед вами.

Мне и правда, было непривычно выступать перед такой большой аудиторией, рассчитывая исключительно на силу своего голоса.

— Все, мы, люди, все мы испытываем чувства! Что скрывать — у меня у самого сердце разрывается, глядя на эти детей…

Кто-то в толпе воспитателей всхлипнул.

— Но давайте вспомним! Ради чего это всё затевалось? С какими мыслями, и с какими надеждами мы начинали это дело когда-то десять лет назад… когда свет кометы ещё не озарял наше ночное небо, — красиво сказал — сам себя довёл до сентиментального состояния.

Кажется, сотрудники интерната стали, наконец, понимать, куда я клоню, и зашевелились, зашептались. По их рядам прошёл приглушённый ропот. Сирена стояла среди них, прижимая к себе Артура — она одна не трепыхалась и была абсолютно спокойна. Остальные косились на моих Брюсов Виллисов с автоматами наперевес, и на своих детишек, которые жались друг к другу, не понимая ни слова из того, что я говорю, но инстинктивно чуя какой-то недобрый подтекст всей этой речи.