Боги грядущего

— Тихо!

Однако сейчас даже его окрика не хватило, чтобы навести порядок. Слишком большое горе охватило людей, чтобы они могли услышать голос вождя. Артамоновы — и те, казалось, прониклись сочувствием к рабам, загудели, негодующе поглядывая на Головню. А тот, устав ждать тишины, поднял над собой раскрытую ладонь и грянул, указав на трупы:

— Видите негодяев? Они мечтали избавиться от меня и были за это наказаны. Никто не смеет злоумышлять на избранника Науки! Никто и никогда. Слышите? Но богиня незлобива и отходчива. Она не хочет терзать вас до конца ваших дней, хотя вы, скоты, и заслужили это. Великая Наука по милости своей дает вам возможность искупить свою вину. Вы, Рычаговы, долго ходили во грехе, но теперь пришло время искупления. В эту ночь богиня явилась ко мне и сказала: «Сын Костровика! Рычаговы достаточно претерпели за свою злобу и упрямство, пора проявить снисхождение. Пусть те, кто верно служит мне, будут освобождены из неволи по прибытии в мертвое место. Передай им Мое слово: поклонившиеся Мне, великой Науке, встанут вровень с первыми избранниками, и никто не попрекнет их прошлым». Так сказала Наука, и я, Головня, богоизбранный вождь этой общины, поклялся выполнять ее волю.

Изумленный гул прокатился по толпе. Головня окинул взором собравшихся и закончил:

— Радейте и пекитесь о Науке, и тогда Она порадеет и будет печься о вас.

— О великий вождь! — выкрикнула Заряника, служанка. — Скажи, что мы должны сделать ради свободы?

Вот это был уже толковый разговор. Головня посмотрел на девку, мысленно благодаря ее: «Молодчина! Так держать!».

— Будьте преданы Науке и мне, исполнителю Ее воли, — объявил он. — Так вы избавитесь от оков.

Все зашумели, взбудораженные, заспорили.

— Это что же? — выкрикнул лохматый Пылан. — Рычаговых вровень с нами поставить хочешь?

Головня сделал вид, что не услышал. Он ждал, что ответят невольники.

А Рычаговы пребывали в смятении. Шутка ли: им предлагалось принять веру того, кто перебил половину их родичей. Что за чудовищный поворот судьбы?

Наконец, не дожидаясь, пока все придут к общему мнению, Заряника воскликнула:

— Мы сделаем все, что ты скажешь, великий вождь.

Головня кивнул. Теперь можно было перейти к делу.

— Я хочу, чтобы вы схватили моих родичей — Багряника, Теплыша и Стрелка. Я хочу видеть их здесь, перед собой, коленопреклоненными.

Сворой собак рычаговские мужики бросились выполнять повеление. Расталкивая оцепеневших от ужаса Артамоновых, они выволокли трех упиравшихся охотников из толпы и бросили их к ногам вождя. Несколько баб, стеная и вопя, кинулись к несчастным — их обхватили за пояса, втянули обратно. Никто не посмел вступиться за обреченных, все опускали головы и отводили глаза. Даже Рдяница молчала, хоть и пылала взором.

Зато Искра не выдержала. Полная ярости, она шагнула к мужу. Прошипела:

— Что ты хочешь сделать с ними?

Головня задрал нос, прищурился, промолвил с нажимом:

— Не влезай.

Но Искра не послушалась. Всплеснула руками.

— Совсем с ума сошел? Трех смертей тебе мало! Хочешь всех нас перебить? Ты обезумел, Головня.

Вождь не стал отвечать. Он повернулся к Лучине, кивнул на жену. Охотник сразу все понял: подступил к Искре, протянул руки, чтобы увести ее, но замялся, смущенный. Глаза женщины метали громы и молнии. Она покосилась на мужа, затем снова посмотрела на Лучину. Процедила:

— Только посмей, червь.

Повернувшись к вождю, она сказала:

— Запомни — если хоть волос упадет с их голов… хоть один волос… ты мне больше не муж. Так и знай.

— Не ты венчала, не тебе и разводить, — буркнул тот.

— Я тебя предупредила.

Головню затопило бешенство.

— Что, хахаля своего спасти хочешь? Думала, не узнаю о ваших шашнях?

— Что? — у нее вытянулось лицо.

Головня вскочил со шкуры, подбежал к стоявшему на коленях Теплышу.

— Повтори то, что болтал невольникам, паскуда.

Теплыш разлепил дрожащие губы.

— Ч-что п-повторить, в-вождь?

— Запамятовал? Напомнить? Не ты ли, скотина, уверял, будто к жене моей вхож? Не ты ли, мерзавец, уверял, будто ведешь с ней крамольные беседы? Вспомнил теперь, сукин сын?

Теплыш заморгал — часто-часто.

— Н-не было такого, вождь. Землей и небом клянусь — не было.

— Ишь ты, хвост поджал, как припекло. Да поздно. Теперь твою участь Наука решит: взвесит все проступки твои и благодеяния, и определит, куда направить: к Огню или Льду.

Искра бросилась к ним, дрожа от гнева.

— Кто тебе это наплел? Какая зараза постаралась?

У Головни дернулась щека.

— Уйди.

— А вот не уйду.

Головня опять глянул на своего помощника.

— Лучина!

Тот уже был тут как тут.

— Уведи ее в жилище. Она не в себе.

Но охотник опять не отважился прикоснуться к жене повелителя. Вместо этого принялся ее увещевать.

— Ну, пойдем же, Искра. Не тащить же тебя. Пойдем же…

— Кончай этот лепет, — рявкнул Головня. — Бери ее в охапку и неси.

Искра чуть не подпрыгнула от бешенства.

— Ты весь прогнил — от пяток до макушки. Уже и жены тебе не жаль, всех готов растоптать…

И, не дожидаясь, когда Лучина вступит в дело, она развернулась и зашагала к шкурницам. Притихшие родичи расступались перед ней, провожали почтительными взорами.