Богема

Но жестоко ошибется тот, кто подумает, что Матвей приходил и просил справку, как это делают все. У него дело обстояло гораздо сложнее. Войдя в кабинет советского работника, он принимал (может быть, бессознательно) вид заговорщика. Опустившись в традиционное кресло для посетителей, доставал из портсигара папиросу и предлагал портсигар «лицу». Если «лицо» отказывалось, Ройзман хмурился, считал это за недобрый знак, если брало, то хитро улыбался, чуть ли не подмигивал ему с таким видом, точно хотел сказать: «Ну, брат, теперь мы связаны, крепко связаны, ты и я. Уж теперь ты не можешь отказать мне ни в чем, если я даже попрошу тебя украсть казенные деньги». Перед тем как приступить в делу, он заводил посторонний разговор. «Лицо» морщилось, но отвечало. В некоторых случаях со стороны «лица» следовал решительный вопрос: «Что вам, собственно, угодно?» Лишь после этого Матвей излагал свое дело. В девяноста случаях из ста «лицо» не выдерживало и отчитывало его:

— И вам не стыдно, товарищ, из-за такого пустяка беспокоить занятого человека! Ведь это мог сделать мой секретарь, даже не секретарь, а регистратор.

Выйдя с нужной бумажкой, Матвей в глубине души считал, что он его перехитрил, и ласково улыбался самому себе, как бы говоря: «Ну и башковитый ты парень, у другого бы сорвалось, а ты молодец, добился своего».

И очень сердился, если кто-нибудь из его приятелей высмеивал эти комбинации, говоря: «Да ведь и ходить-то самому не надо, можно было кухарку послать, поставили бы штамп, и все».

Теперь, когда он сидел перед Есениным, его вдруг осенила мысль: не провести ли Сергея в председатели «Общества поэтов и любителей поэзии», под флагом которого у Ройзмана было почти свое дело — собственное кафе. В нем он «заведовал программой».

Мозг его лихорадочно работал. Чтобы получить львиную долю дохода от «литературного» кафе, в то время довольно модного, необходимо иметь в правлении «своих ребят» или же таких, как Есенин, которые, дав «имя», ни во что бы не вмешивались. Ройзман тут же начал мысленно высчитывать и вычислять выгоды от этой кандидатуры. И решил, что самый лучший, то есть самый выгодный, кандидат — это Есенин. Но как приступить к делу? Для Матвея это было не так просто. Он не допускал мысли, что можно взять да и сказать об этом Сергею. По его мнению, надо действовать осторожно, ловко и хитро (вроде того, как со справкой из милиции), поэтому он очень обрадовался, когда в передней раздался шум и послышался голос Сони:

— Спасибо! Теперь я буду отдыхать. Вечером загляните…

Поднявшись ей навстречу, Ройзман церемонно поцеловал руку девушки.

— Ах, Мотя, это ты, я рада, — вяло произнесла Соня. — Сережа тоже здесь?

— Хотел бы я знать, как бы я мог быть не здесь? Ведь вы же заперли меня на ключ. Не мог же я разбить окно.

— Я очень рада, что вы этого не сделали, — улыбнулась Соня. — Сейчас будем пить кофе.

Как только она вышла на кухню, туда же вышел и Ройзман.

— Послушай, — зашептал он, нервно теребя прядь волос у виска, — ты с Есениным как? Хорошо?

— Ничего. Скорее — да. А что?

— Понимаешь, здесь одно дельце надо обделать.

— Матвей, когда ты отучишься от этих словечек? Никогда не говори «дельце».

— Но почему? — вскинул он брови.

— Потому что это вульгарно.

— Но сейчас не до этого. Слушай, Соня, ты мне друг?

— Приблизительно.

— Что значит — приблизительно? Ты всегда остришь…

— Я не острю, — ответила Соня. — Я тебя терплю постольку, поскольку ты мне достаешь…

— Тише, тише, могут услышать.

— Здесь никого нет.

— Все равно. Сейчас такое время…

— Что тебе нужно от Есенина? Говори скорее и помоги мне разжечь примус.

— Ничего особенного. Узнай только, как он отнесется к тому, если его выберут председателем нашего «Общества поэтов».

— Ты, кажется, хотел провести в председатели Ивнева.

— Хотел, да и сейчас не отказываюсь. Только надо выяснить с Есениным. Он выгоднее для нас.

— Ах, Мотя, какой же ты жулик.

— Без этого нельзя, — улыбнулся Ройзман, слегка обнажая крепкие, белые, но криво поставленные, похожие на клыки зубы.

— Ладно, я все узнаю. Только знаешь что… у меня уже кончилось.

— Так скоро? — испуганно спросил Ройзман.

— Где же скоро… ты приносил вчера.

— Все равно. Это слишком. И потом, это же стоит денег…

Соня рассердилась.

— Если это можно было бы получить бесплатно, то я не прибегала бы к твоим услугам.

— Ну хорошо, хорошо, сегодня же будет, только обработай Есенина. Член правления получает обед и ужин.

Девушка расхохоталась.

— Он в этом не нуждается. Станет он есть вашу бурду. Он обедает у Карпович.

— Во-первых, у нас не бурда, — обиделся Ройзман.

— А во-вторых, я иду варить кофе, — перебила его Соня.

В дверях Матвей столкнулся с Есениным. Тот был в шубе.

— Как! — воскликнул Матвей. — Уже?

— Мне надо ехать…

— Подожди, сейчас будет кофе.

— Нет, я тороплюсь.

Матвей смутился. Все его планы летели к черту. Тогда он решился. Это был риск… но… иногда и ему приходилось рисковать.

— Одну минуту… Маленькое дело… Я… я… хотел тебя попросить…