Богдан Хмельницкий

Под стяг Хмельницкого снова стекались со всех сторон бойцы, полные решимости дать отпор ляхам. Но войска было все же на этот раз меньше, чем в 1649 году, а из имевшихся крупные силы пришлось отрядить для защиты украинских границ со стороны Литвы; 20 тысяч человек под командой черниговского полковника Небабы были выделены для этой цели. Что еще важнее, в собравшемся войске не было прежнего энтузиазма. И теперь тут господствовали суровый дух, мужество и презрение к смерти, но что-то подтачивало боевое настроение, какое-то смутное недоверие к гетману; память о днях, когда он требовал повиновения панам и казнил тех, кому это оказывалось невмоготу. Не нравилось козакам и возобновление союза с татарами: все помнили, как тяжко пострадала от татар украинская земля после заключения Зборовского мира.

У Хмельницкого собралось большое — тысяч в восемьдесят — войско, но это было не прежнее войско. Совершилось то, чего он опасался, из-за чего так лихорадочно готовил себе союзников: массы начали отходить от него. И первые схватки, гибель Нечая еще усиливали его тяжкое раздумье. К тому же новый удар поразил его.

Его жена, красавица, из-за которой вспыхнула вражда его с Чаплинским и которую он теперь возвеличил и окружил богатством и почетом, изменила ему. Изменила с простым часовщиком, которого он же сам пригрел и сделал управляющим в Чигирине. Любовники не только обманывали его, но и обкрадывали. Это и погубило их: обнаружив пропажу одного бочонка с червонцами, приготовленного для расплаты с татарами, Богдан поручил сыну своему Тимофею произвести следствие. Тимош взялся за управителя, тот под пыткой сознался в краже, а также и в любовной связи с женой гетмана.

Тимош не любил мачеху и, сообщив обо всем отцу, вероятно, еще сгустил краски. Богдан был потрясен нанесенной ему обидой. Человек бешеных страстей, он остался таким и по отношению к женщине, красота которой много лет волновала его кровь: он приказал сыну предать виновных позорной казни. Любовники были раздеты донага, связаны друг с другом веревками и повешены на воротах.

Один монах, старец Павел, в письме царю Алексею Михайловичу сообщал: «Мая в 10 день пришла к гетману весть, что не стало жены ево и о том гетман зело был кручинен».

Богдан, веривший в предзнаменования, должно быть, не однажды тяжко задумывался над тем, при каких роковых обстоятельствах начинается новая война: не стало лучших его соратников, не стало близкой ему женщины, нет былой уверенности в войсках, которые, как он знает, стали разочаровываться в нем.

Узнав о том, что «посполитое рушенье» во главе с королем должно вскоре соединиться с регулярной польской армией, Хмельницкий, не дожидаясь дольше хана, предпринял активные действия. Сорокатысячный отряд под командой Джеджалия был направлен под Каменец, где расположился Потоцкий; сам Хмельницкий с 20 тысячами двинулся к Тарнополю. План был хорош, но упадок воодушевления в рядах козаков, некоторая инертность Хмельницкого, связанная, вероятно, с его семейной драмой, и, наконец, необычно решительные и энергичные действия поляков сказались и не дали козакам победы. Молдавский господарь предупредил Потоцкого, и Хмельницкому не удалось нанести задуманный удар. Вдобавок Джеджалий раздробил свои силы, часть их выделил для осады хорошо укрепленного Каменца, а в погоню за Потоцким послал только часть войска, которая была разбита поляками.

В средних числах мая королевское ополчение соединилось с передовой польской армией. Хотя теперь у поляков не наблюдалось прежней беспечности и пренебрежения к врагу, но порядка в их огромном войске было мало. Станислав Освецим свидетельствует, что царила ужасная неразбериха. Когда стали прибывать полки, часовые у королевской палатки приняли их за неприятелей, что вызвало большое смятение. Король же напустился на ни в чем не повинных начальников полков и «стал неприлично ругать всех, произнося королевскими устами площадные слова и матерную брань, что многих сильно скандализировало».

Тот же автор сообщает, что поляки, зная по опыту крепость козацкой сабли, попытались получить помощь у Москвы, повернув дело так, что и у Москвы и у Польши общий враг — татары, с которыми надо управиться сообща. Однако московское правительство ответило уклончиво. «Управьтесь сперва сами со своими хлопами, — заявили в Москве польским гонцам, — а потом уже мы вам окажем помощь против татар».

В конце концов польская армия, достигшая огромной численности (около 100 тысяч человек), двинулась к местечку Берестечко, расположенному на реке Стыре, недалеко от города Дубно. Командовавший авангардом Конецпольский усмотрел там наилучшую позицию, поскольку можно было опереться на Берестечскую крепость.

В этот момент к Хмельницкому подошли, наконец, татары. Гетман задумал ударить на польскую армию во время ее марша к Берестечку, среди болот. Но высланный для наблюдения за его действиями Иеремия Вишневецкий взял в плен несколько козаков, и те под пыткой выдали этот план.