Богдан Хмельницкий. Книга первая Перед бурей

Уже глаз его различал между сизых и белых тонов темную полосу реки, уже начали направо и налево попадаться торчащие камни, путь становился неровным, обрывистым и требовал большой осторожности при движении, — а вот и крутой спуск. Богдан поехал шагом и через несколько минут остановился на обрывистом берегу. У ног его развернулась величественная картина. Могучая река, сдавленная каменными берегами, делала в этом месте резкий поворот на юг и с диким ропотом билась о заступавшие ей преграды. Там, вверху, где за коленом она сливалась с горизонтом, виднелось поле вздувшегося, посиневшего льда, здесь же клокотали и вздымались холодные, серые волны, стремясь бешено на юг; неуклюжие льдины сталкивались друг с другом, и их зловещее шуршание доносилось ясно до слуха.

На противоположном берегу угрюмой реки вырезывалась на выдававшемся скалистом берегу такая же угрюмая, как свинцовые волны, и такая же мрачная, как нависшее небо, каменная громада. Богдан сразу узнал крутой берег, но это выросшее на нем каменное страшилище?.. Откуда оно? Как появилось? Как посмело усесться здесь на пороге к их вольной воле?

Конечно, он слыхал не раз об этой воздвигнутой вновь твердыне; но вид ее здесь, воочию, поразил его до глубины души.

Молча стоял Богдан как окаменелый, — и глаза его не могли оторваться от грозных стен: они подымались, словно из воды, волны набегали и бились о них, но плеском своим не достигали их подножья; только клочки грязной пены и спутанных водорослей покрывали скалистые берега этой твердыни. Грозный четырехугольник острым ребром врезывался в пучину и мрачно смотрел своими бойницами на оба колена реки; громадные темные четырехугольные же башни подымались над ним высоко и сурово господствовали над окрестностью; флаги их, теребимые ветром, кичливо развевались над массой бушующей воды, а издали, с юга, доносился глухой, угрожающий рокот, — это ревел Кодацкий порог.

Прискакал и князь Иеремия; он осадил своего коня и также застыл в восторге; но не широкая картина пленила его, а мрачные башни-твердыни.

— Ну, что, — обратился он наконец к Богдану, — залюбовался вацпан фортецой?

— Заслушался рева порогов, ясноосвецоный княже, — ответил Богдан.

— Ха-ха-ха! — коротко усмехнулся Вишневецкий. — Все пороги твои перед этим порогом — ничто! — показал он рукою на крепость. — Попробуй-ка, вацпан, мимо пройти.

Богдан молчал.

— Однако, — вскрикнул Вишневецкий, — как нам переправиться?

— Через Днепр здесь невозможно, ясный княже, а, полагаю, вверх за милю, у старой Самары, или паромом, или, быть может, по льду.

— А! Двести перунов! Тащиться кругом, когда здесь рукою подать!

— Другого способа не вижу, — заметил Хмельницкий, — здесь паромов нет, а как же переправиться возам, войскам, армате?

— Ну, обоз... но я? — нетерпеливо и резко воскликнул Вишневецкий. — Неужели здесь не сыщется ни одной дырявой лодки?

— Я поищу; смею уверить княжью мосць, что, если хоть одна притаилась здесь, я приволоку ее сюда!

Богдан слез с коня, отдал его Ахметке и спустился вниз.

Приблизился и обоз и, получив приказание, отправился вверх по берегу Днепра.

А Иеремия все стоял, ожидая появления Богдана. Через несколько минут показался последний в сопровождении деда-рыбака.

— Я привел к вашей княжеской милости вот дида-рыбалку; у него есть здесь у берега два челна: один — негодная душегубка, а другой — небольшой дубок на три гребки, человек на двадцать; но дид говорит, княже, что в такое время и в такой ветер безумно опасно перерезать Днепр у самого носа порога.

— Так, так, вельможный пане, — кивнул головою и дед с длинными седыми усами и одним лишь клоком серебристых волос на совершенно обнаженном черепе, — сердит сегодня наш дид, аж пенится да лютует.

— Почему? — усмехнулся Иеремия, обратясь к Хмельницкому.

— Порог ревет, — понизил голос Богдан.

— Ревет? И думает испугать Иеремию? — вскинул тот на Богдана холодные, надменные глаза и крикнул громко и неприятно: — Гей, хлопцы, готовьте дубок!

— Ой пане, — закачал головою старый рыбак, — как бы беды не приключилось! Ведь тут нужно на весла таких сильных да опытных рук, какие вряд ли у пана найдутся, а на корму нужно знающего да крепкого человека, с немалой отвагой.

— Ах ты, старый пес, хамское быдло! Чтобы у князя Яремы не было таких храбрецов? А, я покажу тебе!.. Гей, — обратился он к подъехавшим латникам и драгунам, — кто из вас сядет на весла со мной в лодку? Мне нужно отважных силачей.

Всадники смешались, начали перешептываться, указывая на клокочущую стремнину, и нерешительно топтались на месте.

— Ну! — крикнул, побагровевши, нетерпеливо Ярема. — Я жду, или их нет?

Выехали вперед шесть всадников; вид их был поистине богатырский и вселял доверие к их силам; за первыми шестью двинулись смело и остальные, но Вишневецкий остановил их грозным жестом.