Богдан Хмельницкий

Никто из противников не желал первым начать атаку: король не хотел терять выгод своей позиции и мощной артиллерии, козаки выдвинули вперед знаменитый табор, составленный из трех рядов сцепленных телег. В три часа пополудни Иеремия Вишневецкий повел в атаку 18 хоругвей. Сам он мчался впереди, с обнаженной шпагой, без шапки и без панцыря. «Стремительным и быстрым движением, — говорит Освецим, — они заставили попятиться все козацкое войско и разорвали табор, хотя при этом и сами понесли чувствительные потери». Вишневецкого поддержали полки Конецпольского, а следом за ними вся польская армия перешла в наступление. Пржзиемский придвинул артиллерию и осыпал градом ядер позицию козаков и татар. Козаки, дрогнувшие на своем правом фланге под напором Иеремии, опрокинули зато в центре прусскую и курляндскую пехоту. Поляки бились с небывалым ожесточением, но трудно было предсказать, на чью сторону склонится окончательная победа.

В этот момент Ислам-Гирей неожиданно покинул свой наблюдательный пост на холме и, сопровождаемый всеми мурзами, поскакал с поля битвы. Заметив это, вся татарская орда обратилась в стремительное бегство, бросая свои арбы, награбленную добычу, раненых, больных и мертвых.

Трудно сказать, что вызвало эту панику. Впоследствии хан заявил, что на него и на его войско напал великий страх вследствие яростного натиска неприятеля и особенно из-за пушечного огня, но скорее всего тут не обошлось без обдуманной измены по договоренности с поляками. Как бы там ни было, левый фланг позиции оказался открытым, и польские хоругви стали быстро заходить в тыл козакам. Хмельницкий с конницей бросился туда, чтобы закрыть прорыв, но не мог пробиться из-за начавшейся суматохи.

Тогда произошло событие, являющееся самым непонятным во всей цепи неясных событий, связанных с этой битвой: Богдан круто повернул коня и в сопровождении еще нескольких человек поскакал вслед за ханом.

Что побудило его так поступить? Враждебно настроенные по отношению к гетману историки построили целый ряд гипотез и домыслов: Богдан, дескать, опасался, что козаки выдадут его полякам, чтобы за его счет купить себе почетный мир. Богдан сознательно предал свое войско, доверив командование пехотой изменнику Гурскому, и как раз это повлекло бегство хана и т. д. и т. п.

На всех этих «исторических сплетнях» не стоит останавливаться. Вся предшествующая и вся последующая деятельность Богдана ставит его неизмеримо выше подобной клеветы. Во всем, что он делал, красной нитью проходит сознание огромной важности государственной и национальной идеи и неуклонное (пусть с временными зигзагами), исполненное ответственности служение этой идее.

Не прошло и двух недель со дня злополучной битвы под Берестечком, как гетман энергично организовал новый отпор полякам, что, конечно, никак не вяжется с досужей версией об его «измене». Что касается предположения о бегстве Богдана «страха ради», то и оно не выдерживает критики: десятки и сотни раз он доказал, что трусость он презирал.

Причина ухода Хмельницкого с поля сражения заключалась, конечно, в том, что он надеялся посредством личного вмешательства уговорить хана вернуться [141]. Однако Ислам-Гирей хорошо продумал игру, которую начал. Возобновлять борьбу с поляками он отнюдь не намеревался, зато появление у него беззащитного гетмана натолкнуло его на мысль, что не худо бы придержать у себя этого неукротимого человека: такая карта всегда могла пригодиться. Поэтому хан не только не прервал поспешного отступления, но и не отпустил из своей ставки Богдана, сделав его фактически пленником, Богдан находился под стражей, по некоторым сообщениям — даже связанный [142].

Станислав Освецим сообщает, что Хмельницкому удалось выкупиться за 150 тысяч талеров. Быть может, он и в самом деле дал татарам выкуп, но большего внимания заслуживает информация, переданная царю Алексею Михайловичу его украинским агентом, подьячим Григорием Богдановым. Там имеется указание, что Иван Выговский «поехал наскоро на Украину к войску, которое войско оставлено было для береженья пограничным городам… И он да тех Татар велел козаком побивать и полон и всякую добычю отнимать… И он де козаком наказывал, чтоб они Татаром говорили: будет гетмана Крымской царь вскоре не отпустит, и он, писарь, собрав войско, тотчас пойдет и станет ево ждать на перевозех и учнет на перевозех людей ево побивать… и Крымскому де царю учали, пришод многие мурзы, говорить: для чего он у себя гетмана держит и с Войском Запорожским нелюбов всчинает? И Крымской де царь говорил, что он гетмана держит при себе по любви… и он де велит его, гетмана, отпустить и проводить до Украинных ево городов» [143].

Выговский заговорил с ханом на самом понятном для того языке, и результат не замедлил воспоследовать; что касается выкупа, то это очень правдоподобно: деньги татары брали во всех случаях: и с врага и с союзника.

***