Богдан Хмельницкий

— Братья, товарищи мои! Я по велению гетмана нашего Богдана Хмельницкого выступаю здесь перед вами. Поднялись мы за веру и казачество и за весь народ русский, — кричал Ганжа, держа в руках знамя. — Неужели вы будете проливать кровь своих братьев? Разве не одна Украина породила нас? Короне ли польской пособлять станете, которая заплатит вам неволею, или матери своей Украине? Становитесь с нами, братья, против шляхты!

Ганжу поддержал Кричевский.

Собрание было шумным. Сбросили есаулов Барабаша и Ильяша Караимовича, а вместо них выбрали старшим Джеджелия. Когда Барабаш и Караимович попытались сопротивляться, их тут же схватили и казнили как изменников. Перебили и немецких наемников. После этого Джеджелий распределил всех по полкам и двинул на помощь восставшим.

Из донесения коменданта крепости Кодак Гродзицкого К. Потоцкому (май 1648 года): «Сообщаю Вашей милости, моему любезному пану, печальную весть: 24 апреля около Каменного Затона все запорожское войско, которое шло водой, взбунтовалось и побило полковников и всю старшину. Эго несомненная и верная новость. Верьте мне, милостивый пан, ибо сегодня в первом часу ночи прибежали ко мне два моих раненых мушкетера, которых я послал было туда с мортирой и гранатами… Они избрали себе есаулом Дзяция Кривуню (Филона Джеджелия. — В.З.). Те же мушкетеры рассказали мне также, что у них был совет о том, чтобы переправить через Днепр орду и хана и, выступив вместе, разгромить пана комиссара и потом овладеть Кодаком».

Хмельницкий встретил восставших реестровых казаков перед лагерем. Он был на белом аргамаке. За ним выступала старшина. На свежем ветру реяло белое знамя, на котором большими буквами было выведено: «Мир христианству!»

Полки реестровых остановились. Наперед выехал Джеджелий. Его кряжистая коренастая фигура, лицо с маленькими татарскими узкими раскосыми глазами выражали решительность и волю. Сняв шапку, он чуть склонил голову перед Хмельницким.

— Кланяемся и клянемся тебе, гетман, и приходим служить верой и правдой народу своему, святой церкви и матери нашей Украине!

Хмельницкий расправил плечи, оглядел потеплевшим и в то же время острым взглядом примолкшие полки и громовым голосом проговорил:

— Добре и во славу отчизны нашей учинили, братья!

Над полками разнеслись радостные восклицания, поднялись руки с оружием, полетели вверх шапки. Но Хмельницкий поднял булаву, и все сразу стихло. Среди тишины звучал только сильный голос гетмана:

— Братья, рыцари, молодцы! Пусть будет вам ведомо, что взялись мы за сабли не ради славы и добычи, а ради обороны жизни, жен и детей наших. Ляхи отняли у нас честь, вольность, веру — все это в благодарность за то, что мы проливали кровь, обороняя и расширяя Польское королевство! Так что же, нам оставаться невольниками на собственной земле своей?

Гневные голоса возмущения разнеслись по полю.

— Не будет этого! Одна мать — Украина — родила нас! Постоим за нее и за весь наш народ!

Снова вскинулась вверх гетманская булава, и все постепенно стихло. И снова Хмельницкий обратился к ним как к братьям, как к рыцарям отчизны, ее защитникам и спасителям.

— Помыслите, братья и други, помыслите и рассудите, против кого вы вооружились и за кого хотите брань с нами иметь, и кровь свою и нашу втуне проливать? Я и окружающие меня товарищи единокровная и единоверная ваша братия; интересы и пользы наши одни суть с пользами и нуждами вашими. Мы подняли оружие не для корысти какой или пустого тщеславия, а единственно на оборону отечества нашего, жизни нашей и жизни чад наших, а равно и ваших! Все народы, живущие во вселенной, всегда защищали и будут защищать вечно бытие свое, свободу и собственность, и самые даже пресмыкающиеся по земле животные, каковы суть звери, скоты и птицы, защищают становища свои, гнезда свои и детища свои до изнеможения; и природа по намерению творца всех и господа снабдила разными к тому орудиями каждого из них.