Богдан Хмельницкий

В декабре открылся сейм. Каждый спешил в Варшаву подать свой голос в важном

деле: о целости Речи-Посполитой.

Все равно были раздражены против Хмельницкого, но не все равно горячо

принимались за мысль о войне с ним.

*) Jak. Micliak, 574.

2) Jak. Michai., 580—581.

374

Пока время проходило в совещаниях, донесли, что козацкие послы прибыли с

прошением. Это были старшины Маркевич, Гурский и Дорошенко. Некоторые

сенаторы до того воспламенились мыслью о необходимой во всяком случае войне, что

не советовали принимать их. «Это шпионы,—говорили они.— Они приехали «ода с

целью выведать, чтб делается на сейме и какое будет его решение». Но король

представлял, что их следует выслушать.

«Козаки,—говорит польский летописец,—явились с видом покорности и почтения,

проговорили речь, превозносили в ней великодушие и благодеяния к себе короля, а

потом, потупя глаза в землю, поднесли с благоговением прошение от лица

Хмельницкого и всего козачества» х). Оно заключало в себе такой смысл: «Пусть

архиепископы гнезненский и львовский, епископ краковский, великие гетманы

коронный и литовский, воевода Ляндскоронский и подкапцлер коронный утвердят

присягою мир между Речыо-Носполитоио и войском запорожским, а заложниками мира

пусть будет князь Вишневецкий, издавна нежелавший смут и милостиво

обращавшийся с войском запорожским и своими подданными,—пан коронный

хорунжий Конецнольекий, который привез нам стародавнюю привилегию на Чигирин,

где пусть и жительствует, и паны: староста белоцерковский Любомирский и обозный

коронный (Калиновский), которые пусть пребывают в своих маетностях. Все они

должны жить у нас без войска и хоругвей, без большой дворни и ассистенции, как

заложники, и обращаться хорошо с нами».

«Просим, чтобы уния, давняя причина всех зол, была совершенно уничтожена, как

в Короне, так и в Княжестве Литовском, и все епископства, кафедры, церкви были

возвращены, чтоб господа униты вперед себе ничего не присвоивали коварствами и

хитростями и вера наша не подвергалась никаким утеснениям. Свободное русское

богослужение должно беспрепятственно отправляться по старине, сообразно своим

обрядам во всех городах Короны и Великого Князкества Литовского. Духовные и

светские паны римского вероисповедания в имениях, как королевских, так и дедичных,

не должны принузкдать к повиновению себе духовных русской нашей веры, брать с

них даней и десятин с церковных имений. По уничтожении унии в Короне и Великом

Княжестве Литовском униты немедленно должны возвратить неунитам все епархии,

кафедры, церкви, земли и имущества, а кто окаясется непослушным, того по

конституции следует судить и казаить зкестоко. Священники древней русской религии

должны пользоваться такими зке правами, как и римскокатолические, и не подчиняться

светским законам, а зколнеры у них не долзкны занимать стоянокъ».

«Просим возвратить ко львовской кафедре село ИИеретынеко и капитуле галицкой

село Кцелов, сообразно привилегии князя Льва, её основателя».

«Доносим вашему величеству, что народ русский терпит большие утеснения от

панов духовных и светских. Просим покорно, чтоб они отнюдь не мстили. Если мы, по

милости вашего величества, получим отдельную линию, то просим, чтоб и за этою

линиею паши духовные и вся Русь оставались свободными при своих обрядах, чтоб от

унитов не было никакого утеснения, ибо в чужих землях нигде не делается такого

угнетения и преследования

’) Pam. do pan. Zygm. Ш, Wlad. IY i Jan. Kaz., II, 143.

375

верам, как в нашей земле. Доносим еще вашему величеству, что приятели наши из

соседних земель сообщали нам, что из Польши послано просить помощи против кого-

то, неизвестно с ведома или без ведома вашего величества. Просим ваше величество

все это нам простить, ибо мы так поступаем по долгу подданства; извольте охранить

нас, верных подданных, от всяких обид, иначе мы, спасая свои головы, должны будем,

в предупреждение зла, искать себе приятелей» *)•

Эти статьи произвели в сенате величайшее волнение.

«Вот, наконец, до чего дошли козаки,—кричали сенаторы:—им недостаточны

Зборовские статьи—они хотят присяги, заложников! Но что же значит присяга панов,

когда слово монарха, которое для подданных должно быть высочайшим законом, они

считают нарушенным? Эти требования Козаков напоминают басню, в которой волки

заключают мир с пастухами с условием, чтоб последние удалили собак. Такия

требования есть чисто плод безумной и наглой головы, которая посылает их в

насмешку над королем и представителями Речи-Посполитой!»

«Как?—говорили послы: — так мы будем игрушками Хмельницкого? Так мы ему

позволим это? Простим ему измену и наглость? Отдадим ему оплот наш от неверных,

Украину, которую он дарит Оттоманской Порте? О, конечно, согрешили мы пред Богом,

терпим мы наказание Его за наши преступления. Покоримся, покаемся, братья: Он не

излил еще на нас полный фиал своего гнева; Он не отдалит от нас своего милосердия»

2).

В одно время с козацким прошением королю, который его сообщил сейму, явилась

депутация от Киселя с мнением воеводы относительно успокоения отечества. «Тогда,

— говорит летописец, — паны увидели, что Кисель как был схизматик, то и выказывал