Старшины, возглавлявшие войско, — Филон Джеджелий, Иван Богун, Матвей Гладкий, Иосиф Глух и другие в один голос настаивали на том, чтобы немедленно ударить по польскому войску всей казацкой армией, не дав шляхте возможности привести в боевую готовность войска. К этому всегда стремился и сам Хмельницкий. Но здесь он проявил нерешительность, надеясь дождаться своего союзника крымского хана Ислам-Гирея III, который обещал вот-вот подойти. Хмельницкий собрал свои войска около села Колодне, недалеко от Вишневца, но татар все не было. С сожалением отметив про себя, что время для удара из-за хана действительно упущено, Хмельницкий дает приказ армии выступать к Берестечко. И тут 16 июня прибыл хан, недовольный и злой. Его лазутчики сообщили об огромном войске, которое привел польский король, и это известие его очень насторожило. Напрасно Хмельницкий убеждал его, что им не впервые громить шляхту. Ислам-Гирей лишь хмуро и недоверчиво молчал. А потом приказал поставить свою палатку в стороне от войска Хмельницкого.
И как-де король с войском пришел под Берестечко, в тот-де час и окоп себе учинил. А был табор Хмельницкого по смете на 7 верст шириною и длиною; а польский де обоз потому ж был немал…»
Королевские войска сосредоточились над речкою Стырь под Берестечко, крестьянско-казацкие — на западном берегу речки Пляшевки, выше села Солонева. Пятидесятитысячное войско крымского хана стояло отдельным лагерем.
Утро 18 июня 1651 года было сырым и туманным. Хмельницкий в окружении старшины стоял на пригорке и сквозь густой туман, клубившийся над Стырью, пытался рассмотреть, что делается на широкой равнине, где расположил войска противник. Еще никогда не было у ляхов такого войска, какое пришло под Берестечко. Сейчас оно там, скрытое туманом, готово выступить ему навстречу. Он не боялся его и готов был к бою. Он знал, что такое же настроение было у его сподвижников. Но какая-то затаенная не то горечь, не то досада не утихали. Не выходили из головы ошеломившие его слова посланца-казака: дворецкий сознался в том, что жил с Еленой. Они собирались удрать вместе после того как отравят его, Хмельницкого. С этой целью и припрятали золото. Тимош казнил обоих[93]. В бешенстве гетман выхватил саблю и чуть не зарубил казака, принесшего известие. С того времени прошел месяц, а боль не утихает. А тут новые огорчения. Верный человек из окружения короля сообщил о переговорах, которые ведет за его спиной с королем Ислам-Гирей. Когда он сказал об этом хану, тот страшно разгневался.
— Ну и что? — закричал он на Хмельницкого по-татарски. — Ты обманул меня! У короля не меньше чем двести тысяч! И войско все хорошее, отборное… А ты мне что писал?
Хан сидел в кольчуге, на которую была надета черная рубашка, поверх которой еще наброшена пурпурная епанча, и, пронизывая Хмельницкого своими острыми глазами, цедил сквозь зубы:
— С таким войском нам не справиться. Нужно уходить, пока не поздно.
Гетман опустил голову и молча слушал хана. И когда тот кончил, ответил:
— Уверяю тебя, что этот поход умножит твое богатство. Я же желаю только того, чтобы свои земли оградить и иметь в них мир, и буду воевать до тех пор, пока этого не достигну. Поляки только сначала стойкие. А как испробуют пищалей да сабель, да увидят твое ханское войско — куда все и денется…
Немного помолчал, а потом вновь продолжил:
— Прошу тебя, не оставляй меня. Я драться буду сам, только опираясь на твою шею. И сражаться буду до тех пор, пока выдержу, а когда уже больше не станет сил, поступай, как знаешь.
С этим он повернулся и вышел из ханского шатра.
А вечером в гетманском шатре собрались на совет. Тускло горели свечи, вырывая из темноты хмурые лица старшины. В основном говорил гетман. Он сообщил полковникам новые сведения о противнике, его расположении, указал где кому стоять завтра.
— Бой начнется крепкий, и начнем мы, если поляки нас не опередят.
Все молчали. Хмельницкий чувствовал, что они живут уже завтрашним боем, и решил их больше не томить, отпустить к своим полкам.
19 июня долину снова покрыл густой тяжелый туман. Под его прикрытием Хмельницкий перевел свои войска через переправу и приблизился к королевскому лагерю. Не успели поляки подготовиться к отпору, как на них лавиной обрушилась казацкая масса, за которой с гиком и свистом несся небольшой отряд татар.