— Нет, — наконец вымолвил он. — Сейчас мы не станем обращать на это особого внимания. Мисс Джордах, та роль, которую я хочу предложить вам, откровенно говоря, весьма абсурдная. — Он печально покачал головой, словно жалея самого себя за то, что ему приходится волей-неволей совершать такие гротескные, из ряда вон выходящие поступки, ибо их ему навязывает его профессия. — Скажите, скажите мне откровенно, вы согласитесь играть на сцене в купальнике? Вернее, если быть точным, в трех купальниках.
— Ну… — она засмеялась, хотя сейчас ей было не до смеха. — Полагаю, все зависит… — Идиотка! От чего все зависит? От размера купальника? От объема роли? От размера ее лифчика? Она вдруг вспомнила мать. Она никогда не была в театре. Какая счастливица!
— Боюсь, что это роль без текста, — продолжал Николс. — Девушка просто проходит трижды по сцене, по разу в каждом акте, и каждый раз в другом купальнике. Действие пьесы разворачивается в пляжном клубе.
— Понятно, — сказала Гретхен. Как она сейчас сердилась на этого Николса. Из-за него Мэри-Джейн увела у нее из-под носа Вилли Эбботта, пошла с ним гулять по городу. Капитан, капитан… В городе Нью-Йорке — шесть миллионов жителей. Стоит сесть в лифт, и ты пропадаешь навсегда. И всего из-за того, чтобы трижды пройтись молча по цене. Практически обнаженной.
— Эта девушка является определенным символом. По крайней мере, в этом меня убеждает драматург, — говорил Николс. Сколько же долгих часов приходилось ему проводить, чтобы преодолеть казуистику артистов, звучащую как погребальный звон по погибшим в кораблекрушении, когда он приводил им фразы автора. — «Молодая. Разрывающая на части сердце эфемерность плоти!» Я цитирую автора. «Чувственная красота. Женщина-тайна. Каждый сидящий в зале мужчина должен непременно что-то почувствовать особое в себе, когда она идет по сцене. Боже, для чего я женился?» Я опять цитирую автора. Скажите, у вас есть купальник?
— Думаю… думаю, что есть. — Она покачала головой. Теперь она злилась на саму себя. — Конечно есть.
— Не могли бы вы прийти в театр «Беласко»[23] в пять часов, захватив с собой купальник? Там будут и автор и режиссер.
— Значит, в пять? — Она кивнула головой. Ну все, прощай Станиславский! Она чувствовала, как краска стыда заливает ей лицо. Что за ханжество. Работа есть работа!
— Вы очень любезны, мисс Джордах. — Николс с мрачным видом поднялся. Она встала вместе с ним. Он проводил ее до двери, распахнул ее перед ней. В приемной никого не было, кроме мисс Сандерс, которая успокаивалась, отходя от битвы с пишущей машинкой.
— Прошу меня простить, — прошептал чуть слышно Николс, возвращаясь в свой кабинет.
— Пока! — сказала Гретхен, проходя мимо мисс Сандерс.
— Гуд-бай, дорогуша, — отозвалась секретарша, не поднимая головы. От нее разило потом. «Вот вам и эфемерность плоти». Я цитирую автора.
Гретхен вышла в коридор. Она не торопилась нажимать кнопку вызова лифта. Пусть сойдет краска с лица.
Наконец кабина пришла, в ней стоял молодой человек с формой конфедерата в руках и кавалерийской саблей в ножнах… На голове у него была шляпа для этой униформы — необычная, с широкими полями, с большим пером. Под ней его остроносое, жесткое лицо, такой тип постоянно встречался в Нью-Йорке в 1945 году. По-видимому, он напялил ее по ошибке.
— Скажите, войны когда-нибудь закончатся, мисс? Как вы думаете? — любезно обратился он к ней, когда она сделала шаг в кабину. В этом небольшом лифте с решетками было душно, и Гретхен почувствовала, как у нее на лбу выступили капли пота. Она промокнула его салфеткой «клинекса».
Она вышла на улицу, к этим геометрически расчерченным, накаленным солнцем блокам из светлого стекла и темного, покрытого тенями бетона. Эбботт с Мэри-Джейн ждали ее возле одного из высотных зданий. Она улыбнулась. Шесть миллионов жителей в этом громадном городе. Ну и пусть спокойно живут. Главное, что вот эти двое дождались ее.
— Вы знаете, о чем я здесь думал? — спросил Вилли. — О ланче, о чем же еще, — сказал он, не дождавшись от нее ответа.
— Я просто умираю от голода, — призналась Гретхен.
Они пошли вместе по теневой стороне улицы туда, где могли им предложить вкусный ланч, — две высокие девушки и стройный, низенький военный между ними, веселый и бойкий, который, может, в эту минуту вспоминал, что и другие отважные воины были коротышками — Наполеон, Троцкий, Цезарь и даже, может быть, Тамерлан.
Гретхен стояла обнаженная, глядя на себя в зеркало в артистической гримуборной. Они с Мэри-Джейн и с двумя парнями съездили в прошлое воскресенье на пляж Джоунз-Бич, и теперь ее кожа на плечах, руках и ногах слегка порозовела от солнца.
Она больше не носила пояс с резинками и вообще летом не надевала чулки, чтобы наконец избавиться от таких малопривлекательных, прозаических белых полосок от эластика на своих выпуклых, гладких бедрах.