Богач, бедняк

Его сыновья шли по пустынной улице их квартала трущоб. Один высокий, стройный, в хороших брюках из серой фланели, а второй — почти такой же высокий, но куда шире в плечах, в кургузом узком пиджачке похожий на подростка. Когда они завернули за угол, Джордах, повернувшись, пошел в противоположную сторону, к реке. Сейчас ему хотелось побыть одному. Позвонит брату позже. Его брат с женой — оба недотепы, согласились принять у себя его сына, сына того человека, который когда-то выгнал их из своего дома и никогда не благодарил за рождественские открытки, которые регулярно присылали ему каждый год… Эти открытки были единственным свидетельством того, что когда-то они жили вместе, в одной семье в Кельне, и того, что они все же оставались братьями, хотя и жили в разных частях Америки. Он, казалось, слышит, как брат говорит своей толстушке жене с типично немецким акцентом: «Что, в конце концов, нам делать? Кровь людская — не водица!»

— Что там у вас случилось? — спросил Рудольф, когда они завернули за угол и их не мог больше видеть отец.

— Ничего.

— Но ведь он тебя ударил, — настаивал Рудольф. — Посмотри на свою щеку — как ее разнесло!

— Ужасный удар, — насмешливо сказал Томас. — Может выстраиваться в очередь за призом. Лихой боксер!

— Когда он поднялся наверх, я его не узнал. Мне показалось, что он заболел.

— Я ему тоже врезал, — признался Томас и широко, самодовольно улыбнулся, вспоминая обмен ударами.

— Неужели ты его ударил?

— А что, нельзя? Потому что он отец, да?

— Господи! И ты остался жив?

— Как видишь! — невозмутимо ответил Томас.

— Неудивительно, что он решил от тебя избавиться. — Рудольф неодобрительно покачал головой. Он сердился на Томаса и никак не мог этого скрыть. Из-за Тома он опаздывал на свидание к Джулии. Ему так хотелось пройти мимо ее дома, посмотреть на него. Он мог сделать небольшой крюк ради этого, всего пара кварталов, но он помнил слова отца: нужно как можно скорее отправить Томаса из города и сделать это так, чтобы никто их не видел.

— Что с тобой, черт подери, происходит?

— Ничего. Просто я нормальный, горячий американский парень, с такой же красной кровью, текущей в моих жилах, как и у всех.

— Мне кажется, ты его сильно достал, — сказал Рудольф. — Он дал на билет на поезд целых пятьдесят долларов. Если отец так расщедрился, отвалил пятьдесят баксов, тут дело нечисто. Должно произойти что-то невероятное, просто колоссальное!

— Меня застали на месте преступления, когда я шпионил на япошек, — спокойно ответил Томас.

— Да, ты на самом деле крутой, — заметил Рудольф. Дальше они шли молча до самой автостанции.

Они вышли на автобусной остановке в Крафтоне, возле железнодорожного вокзала. Томас остался в небольшом парке возле вокзала, а Рудольф пошел покупать билет… Поезд до Олбани отходил через пятнадцать минут. Рудольф купил брату билет в кассе у худого, морщинистого кассира с зеленоватыми синяками под глазами. Он не стал покупать билет для пересадки в Олбани. Отец строго предупредил: никто не должен знать, что он едет до Кливленда. На вокзале в Олбани Том сам купит себе билет.

Когда Рудольф пересчитывал сдачу, его так и подмывало купить и себе билет, только в противоположном направлении, до Нью-Йорка. Почему первым в их семье должен быть Томас, который спасается бегством? Но, конечно, он билет до Нью-Йорка не купил. Рудольф вышел из здания вокзала, прошел мимо поджидавших прибытия очередного поезда дремавших таксистов, сидевших в своих старых, тридцать девятого года выпуска машинах.

Том сидел в парке под деревом, скрестив ноги, впиваясь острыми каблуками ботинок в мягкую почву зеленой лужайки. Он был настроен мирно. Никуда не торопился. Как будто ничего особенного не происходило.

Рудольф осмотрелся по сторонам: не следует ли кто за ними?

— Вот твой билет, — сказал он, протягивая картонный прямоугольничек. Том бросил на него ленивый, неспешный взгляд.

— Спрячь билет, убери его подальше, — сказал Рудольф. — Вот сдача с пятидесяти долларов. Сорок два пятьдесят. Это на билет от Олбани. По-моему, у тебя куча денег!

Томас сунул деньги в карман, даже их не считая.

— Старик, наверное, писал кровью, когда вытаскивал их из своего загашника, — сказал Томас. — Ты знаешь, где он прячет деньги, а?

— Нет, не знаю.

— Плохо. Я мог бы как-нибудь заехать домой и украсть их. Но ты ведь не сказал бы мне, даже если бы и знал, где его тайник. Нет, мой братец Рудольф — не из таких.