Прежде чем одеться, брызнул дезодорантом на подмышки. Впереди длинный день, а в холодную погоду в магазине всегда жарко натоплено. Надел серые фланелевые брюки, мягкую голубую сорочку с темно-красным галстуком, коричневый твидовый спортивный пиджак. В первый год, когда он работал помощником менеджера, он обычно ходил в скромных, строгих черных деловых костюмах, а когда стал продвигаться по служебной лестнице вверх, перешел на более неформальный стиль одежды. Он, конечно, слишком молод для такого важного поста, и он следил за тем, чтобы не выглядеть напыщенным. Именно по этой причине он приобрел мотоцикл. Разве мог кто-нибудь сказать, что этот молодой человек слишком много о себе воображает, если помощник менеджера с ревом подкатывает на своем мотоцикле к магазину в любую погоду без головного убора. Он старался не вызывать зависть окружающих. Рудольф мог теперь позволить себе купить и автомобиль, но отдавал пока предпочтение мотоциклу. От частых поездок на нем у Рудольфа был всегда здоровый цвет лица, будто он проводил много времени на свежем воздухе, на природе. Ну а если ты еще и загорелый, особенно зимой, то это позволяет чувствовать себя гораздо выше всех этих бледных, немощных людей. Теперь Рудольф понимал, почему Бойлан всегда пользовался кварцевой лампой. Дешево и сердито, думал он, своего рода мужская косметика. Но он никогда не будет пользоваться кварцевой лампой, он легко может стать мишенью для насмешек со стороны тех, кто знал о существовании этих ламп и догадывался, к каким недостойным уловкам он прибегает.
Рудольф вошел на кухню, поцеловал мать и поздоровался с ней. Она улыбнулась ему кокетливо, как девчонка. Если он забывал поцеловать ее, то приходилось выслушивать за завтраком нудный, длинный монолог о том, как плохо она спала сегодня ночью и что все лекарства, выписываемые ей врачами, напрасная трата денег. Он не говорил матери, сколько зарабатывает, и даже не намекал, что мог бы найти для них куда более просторное, комфортабельное жилище. Руди никогда не устраивал в доме никаких развлечений, так как деньги ему нужны были для других целей.
Сев за стол, он выпил апельсиновый сок, чашку кофе, сжевал тост. Мать ограничилась кофе. У нее были гладкие, прямые волосы, а под глазами ужасные, фиолетовые мешки. Но даже сейчас, на его взгляд, она выглядела нисколько не хуже, чем три года назад. Вполне возможно, она дотянет до девяноста. Руди даже в мыслях не упрекал ее за долгожитие. Ее присутствие на этом свете обеспечивало ему отсрочку от воинского призыва. Ведь он – единственный кормилец матери-инвалида. Последний и самый дорогой подарок от матери – она уберегла его от промерзших окопов в далекой Корее.
– Сегодня ночью мне приснился сон, – сказала она. – Я видела во сне Тома, будто ему только исполнилось восемь лет. Он был похож на мальчика из церковного хора на Пасху. Он пришел ко мне в комнату и сказал: «Прости меня, мама…» – Она мрачно допила свой кофе. – Том не снился мне целую вечность. Ты что-нибудь знаешь о нем?
– Нет, ничего.
– Может, ты что-то скрываешь от меня?
– Нет. Зачем мне что-то скрывать?
– Мне хотелось бы взглянуть на него перед смертью, – печально сказала она. – Все же он моя плоть и кровь.
– Ты еще долго будешь жить, – успокоил ее сын.
– Может быть, – подхватила она. – У меня такое чувство, что, когда наступит весна, мне станет значительно лучше. И мы снова сможем ходить с тобой на прогулки.
– Это было бы замечательно, – Рудольф допил кофе и поднялся со своего стула. Он поцеловал ее на прощание. – Я куплю все к обеду, – сказал он. – По дороге домой.
– Только не говори мне что, – кокетливо сказала она. – Пусть это будет для меня сюрприз. Идет?
– Идет! – весело откликнулся он. – Постараюсь тебя удивить!
Рудольф вошел в магазин, когда ночной сторож сидел еще на своем месте, у служебного входа. Он принес с собой утренние газеты – купил их по дороге на работу.
– Доброе утро, Сэм, – поздоровался с ним Рудольф.
– Привет, Руди, – радушно ответил ночной сторож. Рудольф попросил всех старых служащих, которых он знал со времени поступления сюда, обращаться к нему только по имени.
– Ранняя птаха, – сказал сторож. – Когда мне было столько, сколько тебе сейчас, никакой силой меня нельзя было вытащить из теплой постели.