Богач, бедняк. Нищий, вор.

— Понимаешь, если я останусь, рано или поздно я выйду за него замуж, а Тедди Бойлан не годится в мужья твоей чистой, красивой сестренке. Сложно, не правда ли? — Она жестом подозвала бармена: — Еще виски, пожалуйста. — И продолжала: — Кстати, когда я уходила, мама была совершенно пьяна. Она допила все вино, купленное в честь твоего дня рождения. Пьяная сумасшедшая старуха. Обозвала меня блудницей. — Гретхен хихикнула. — Последнее ласковое напутствие девочке, уезжающей в большой город… Беги отсюда, — хрипло сказала она. — Уезжай, пока они окончательно тебя не искалечили. Беги из этого дома, где ни у кого нет друзей и где никогда не звенит дверной звонок.

— Никто меня не калечит, — сказал Рудольф.

— Ты неискренний, братик. — Теперь ее враждебность была ничем не прикрыта. — Меня не обманешь. Тебя все обожают, но самому тебе абсолютно наплевать на всех и вся. Если, по-твоему, такой человек не калека, можешь хоть сейчас посадить меня в инвалидную коляску.

— Какого черта! — Рудольф поднялся из-за стола. — Если ты обо мне такого мнения, чего я тут торчу с тобой? Я тебе вовсе не нужен.

— Верно, не нужен, — согласилась она.

— Вот твоя квитанция на чемодан. — Он протянул ей клочок бумаги.

— Спасибо, — невозмутимо сказала она. — Сегодня каждый из нас сделал положенное ему доброе дело.

Рудольф вышел из бара. Гретхен осталась сидеть, допивая вторую порцию виски. Ее миловидное лицо разрумянилось, глаза сияли. Мысленно она уже была за тысячу миль от замызганной квартиры над булочной, от отца и матери, от братьев и от любовника, на пути в большой город, пожиравший каждый год миллион девушек.

Рудольф медленно брел домой. В глазах его стояли слезы. Ему было жаль самого себя. Сестра и брат правы. Они раскусили его сущность. Ему надо измениться. Но как? Что должен изменить в себе человек, чтобы стать другим? Гены? Хромосомы? Знак зодиака?

Он чувствовал себя опустошенным и разбитым наголову. «Я запомню этот день рождения», — думал он.

7

Томас был в гараже один. Механик Койн болел, а второй подручный уехал на вызов. Было два часа дня. Харольд Джордах еще сидел дома за обедом. Sauerbraten mil spetzli,[3] три бутылки светлого пива, а потом полчасика всхрапнуть на широкой кровати рядом с толстухой женой — главное, не перерабатывать, а то получишь раньше времени инфаркт.

Ежедневно горничная давала Тому с собой бутерброды и фрукты, и Том был вполне доволен таким обедом и тем, что ел в гараже, лишь бы поменьше видеть своего дядю и его семью. Достаточно того, что ему приходилось жить с ними в одном доме, в крохотной каморке на чердаке, где он всю ночь обливался потом: за день крыша накалялась от солнца и жара была невыносимая. Получал он пятнадцать долларов в неделю. Дядя Харольд сумел извлечь выгоду из пожара в Порт-Филипе.

Томас сменил масло в «форде», и пока ему было нечего делать. Конечно, будь дядя в гараже, он тут же нашел бы работу племяннику. Например, заставил бы вымыть туалеты или навести блеск на хромированные бамперы старых машин, стоявших в углу двора под вывеской «Продается». Том лениво подумал: может, очистить кассу и смыться? Он выдвинул ящичек кассы — там оказалось всего десять долларов и тридцать центов. Дядя Харольд, уходя обедать, забирал утреннюю выручку с собой и оставлял в кассе только мелочь на случай, если понадобится дать сдачу кому-нибудь из клиентов. Он не стал бы владельцем гаража, заправочной станции, стоянки подержанных автомашин и городского автомобильного агентства, если бы относился к деньгам легкомысленно.

Взяв сверток с бутербродами, Томас вышел на улицу, приставил расшатанный деревянный стул к стене гаража и, усевшись в тени, стал глядеть на проезжавшие мимо машины.

В общем-то ему неплохо жилось в этом городке. Элизиум в штате Огайо был не меньше Порт-Филипа, и гораздо богаче. Здесь не было трущоб и других признаков упадка, которые дома Томас принимал как нечто само собой разумеющееся. Неподалеку находилось небольшое озеро. На берегу стояли две летние гостиницы и коттеджи, куда летом приезжали их владельцы, зимой живущие в Кливленде. Элизиум походил на небольшой курорт: здесь были хорошие магазины, рестораны, устраивались конные аукционы и парусные регаты. А главное, казалось, что в Элизиуме у всех есть деньги, — этим-то городок и отличался от Порт-Филипа в первую очередь.

Томас вытащил из пакета бутерброд, аккуратно завернутый в вощеную бумагу. На тонком кусочке свежего ржаного хлеба лежали бекон, листочки салата и ломтики помидора, обильно сдобренные майонезом. С недавних пор горничная Джордахов-Клотильда начала готовить ему каждый раз новые, затейливые бутерброды. Она была милая, эта Клотильда. Француженка из Канады, тихая женщина лет двадцати пяти. В доме Джордахов она работала ежедневно с семи утра до девяти вечера, выходной ей давали раз в две недели по воскресеньям, да и то только со второй половины дня. У нее были печальные темные глаза и черные волосы.