– Пью и веду бурный образ жизни, – сказал Вилли. – Вся беда в лице. Я выгляжу как мальчишка с рекламы одежды для юношей магазина «Сакс». Двадцатидвухлетние женщины стесняются показываться со мной в общественных местах. Когда меня произвели в капитаны, командир полка сказал: «Вилли, получай золотую звездочку за то, что хорошо вел себя в школе в этом месяце». Я уже думаю, не отпустить ли усы.
– Крошка Вилли Эббот, – сказала Гретхен. Его ложная моложавость успокоительно подействовала на нее. Особенно по сравнению с подавляющей зрелостью Тедди Бойлена. – А чем ты занимался до войны? – спросила Гретхен. Ей хотелось все знать о нем. – Откуда ты знаешь Николса?
– Помогал ему в двух постановках. Я – зенитная артиллерия. Занимаюсь рекламой. Самое противное занятие в мире. Хочешь, чтобы твой портрет попал в газету, девочка? – Отвращение в его голосе было неподдельным. Если он хочет выглядеть старше, может не отращивать усы. Пусть начнет говорить о своей профессии. – Уходя в армию, я надеялся наконец-то отделаться от этой работы, но начальство ознакомилось с моим личным делом и определило меня в отдел по связи с общественностью. Меня следует арестовать за то, что я ношу офицерское звание. Хочешь еще шампанского?
Вилли снова налил им обоим. Горлышко бутылки жалобно зазвенело льдинкой о бокалы. Пожелтевшие от никотина пальцы дрожали.
– Но ты же был за границей… Ты же летал, – настаивала Гретхен. За обедом он рассказывал о своих полетах в Англию.
– Всего несколько вылетов, достаточных для того, чтобы получить медаль, благодаря которой я не чувствовал себя в Лондоне раздетым. Я летал пассажиром и восхищался тем, как воюют другие.
– Но как бы там ни было, тебя тоже могли убить. – Гретхен хотелось вывести его из этого мрачного состояния.
– Я слишком молод, рано мне умирать, полковник. – Он усмехнулся. – Приканчивай пузырьки. А то нас ждут по всему городу.
– Когда ты собираешься увольняться из армии?
– А я и так уже в бессрочном отпуске. Форму ношу просто потому, что в ней бесплатно пускают на спектакли. Кроме того, мне надо два раза в неделю ездить в госпиталь на Стейтен-Айленд лечить спину, а без формы никто не поверит, что я капитан.
– Лечить спину? Ты был ранен?
– Не совсем. Мы слишком энергично приземлились, и нас тряхануло. Пришлось потом перенести небольшую операцию. Лет через двадцать я буду всем рассказывать, что этот шрам у меня от шрапнели. Допила, как послушная девочка?
– Да, – сказала Гретхен.
Всюду раненые. Арнольд Симмс, который сидит на столе в коричневом халате и смотрит на свою ногу – больше он на ней не побежит. Тэлбот Хьюз, по сути дела, лишившийся горла и тихо умиравший в своем углу. Ее отец, оставшийся хромым после предыдущей войны.
Вилли расплатился, и они вышли из бара. Интересно, подумала Гретхен, как он может так прямо ходить с больной спиной.
Нью-йоркские сумерки были цвета лаванды, когда они вышли из бара на улицу. Стоявшая весь день невыносимая жара спала. Дул слабый ветерок. В воздухе пахло цветочной пыльцой. Над высокими конторскими зданиями плыла по бледному небу почти полная луна. Они шли по улицам, держась за руки.
– Знаешь, что мне в тебе нравится? – сказал Вилли.
– Что?
– Ты не сказала, что тебе надо домой, чтобы переодеться, когда я предложил пойти на вечеринку.
Гретхен не захотелось признаваться, что на ней лучшее ее платье – голубое льняное на пуговицах, с короткими рукавами и красным матерчатым поясом – и смены у нее нет. Она надела его, когда после обеда ходила в общежитие за купальным костюмом. Оно стоило шесть девяносто пять в магазине Орбаха. Единственное, что она купила со времени переезда в Нью-Йорк.
– Тебе будет стыдно за меня перед твоими расфуфыренными друзьями? – спросила она.
– С десяток этих друзей подкатятся сегодня к тебе, чтобы узнать номер телефона, – сказал он.
– И мне дать им его?
– Ни в коем случае – под страхом смерти.
Они медленно шли по Пятой авеню, заглядывая в витрины. У «Финчли» были выставлены твидовые спортивные пиджаки.
– Как бы я выглядел в одном из таких пиджаков, – заметил Вилли. – Сразу стал бы солиднее. Эббот, твидовый эсквайр.
– Ты не твидовый, – сказала Гретхен. – В моем представлении ты бархатный.
– Вот и буду таким.
Они остановились перед книжным магазином «Брентано». На витрине были выставлены новые пьесы. Одетс, Хеллман, Шервуд, Кауфман и Гарт.
– Литературная жизнь, – вздохнул Вилли. – Должен признаться в одном грехе. Я пишу пьесу. Как и все остальные летчики-рекламщики.
– И когда-нибудь твоя пьеса будет лежать на витрине, – сказала она.
– Дай-то Бог! А ты хорошая актриса?
– Я актриса одной роли… Извечная женская тайна.
– Цитирую, – подхватил он, и оба рассмеялись.
Оба понимали, что смеяться не над чем, но приятно было посмеяться над собственной шуткой.
Дойдя до Пятьдесят пятой улицы, они свернули с Пятой авеню. У отеля «Сент-Режис» из такси высаживалась свадьба. Невеста была очень юная, очень тоненькая, как белый тюльпан. Жених был молодой лейтенант пехоты без нашивок и орденских ленточек, бритый, со щеками как персик.
– Благослови вас Бог, дети мои! – сказал Вилли, проходя мимо.