…помнил, как проверял сохранность каждого из них, и с каждым новым ларцом вспоминал процесс умерщвления очередной жертвы, тот экстаз, что кроет сильнее всех наркотиков мира, почти райское блаженство…
…помнил материнскую заботу женщины, сокрытой в ночи. Нет, она и сама ночь…
— Кто я? — еле слышно прохрипел Волков, держась за чью-то руку на своём плече. — Кто… я? Кто, кто, кто! — в исступлении повторял он, стремясь разглядеть того, за кого вцепился с таким отчаянием, будто это его единственный шанс спастись.
— Ты — Андрей Волков, подданный Российской Империи. Борись.
Знакомое имя… Неформал мысленно ухватился за него, повторяя как молитву, убеждая в этом сознание, ушедшее так далеко. Он не психопат, всю жизнь и смерть жаждущий крови, он просто человек, не самый лучший, откровенно говоря, полное говно, но всё же человек.
Человек, который просто хочет жить.
Глава III
Место смерти
Серый коридор, казавшийся бесконечным, резко сменился мрачной панорамой заброшенного кладбища. Джей бесцельно бродил среди обшарпанных надгробий под тусклым небом, что заволокли беспроглядные тучи, готовые вот-вот разразиться дождём.
Он понимал, что не должен быть здесь, чувствовал, как это место давило на него, сравнивая с землёй, но… не мог сопротивляться: на попытки вспомнить что-нибудь сознание отзывалось глухой пустотой. Оно сдалось, рекомендуя хозяину поступить так же, и он чувствовал, что вот-вот поддастся безмолвным уговорам. Единственное, что его останавливало — понимание неправильности происходящего, не должно так быть, не должно, чёрт возьми!
Почувствовав усталость в ногах, неформал присел отдохнуть на обвалившееся надгробие из чёрного мрамора. Он тупо смотрел перед собой с несвойственным спокойствием во взгляде.
Народный опыт говорит: «В любой непонятной ситуации устройся поудобнее и просто жди: ебануть должно минут через пять». Вернее, в оригинале-то оно, конечно, звучит по-другому, но этот вариант Андрея вполне устраивал: как-никак, первая дельная мысль, пришедшая в этом стрёмном месте. Хороший знак. Видимо, в его жизни было ещё что-то, помимо серых стен, перекошенных надгробий и кладбищенской грязи, осевшей на высоких чёрных сапогах.
Он даже выдавил из себя кислую улыбку, выглядя при этом так, будто мучился от заворота кишок.
«Говно-день» — такое явление с ним уже приключалось, он припоминал похожие ощущения, но с тем, что их вызывало, всё гораздо сложнее.
— Раз-раз, проверка связи, — раздался ровный голос над выжженной кладбищенской пустошью.
— Ага, — лениво отозвался Волков, даже не удосужившийся обернуться или выказать малейшее удивление.
— Ты хорошо меня слышишь?
— Ну, говори уже. По всем законам жанра, ты должен сказать мне, как выбраться отсюда и вернуть себе память, — он перевёл взгляд на грозное, почти чёрное небо. — И лучше до того, как погодка разыграется.
— Знаешь, а ведь я могу уйти домой и спокойно попивать чаёк, пока ты подыхаешь.
— Заебись, я бы так и сделал, — Джей одобрительно хмыкнул. — Но я зачем-то тебе нужен, так что никуда ты не уйдёшь, пока я не выберусь отсюда. Просто ждёшь, что начну тебя умолять.
— Какая проницательность. Хватило бы и простого «спасибо».
— Ничего, переживёшь. Давай не будем тратить время друг друга, — Джей лёг на могильный камень, подложив ладони под голову, так как известному месту сидячее положение на твёрдой поверхности явно пришлось не по вкусу.
— Всё, что ты видишь, существует только в твоём подсознании, но всё равно старайся запоминать… Особенно если появятся какие-нибудь живые существа. Сложно объяснить, но ты сам себе даёшь подсказки, хотя по причине отличия структурной организации подсознания от сознания, ты будешь думать, что всё это бред, — лаконично закончил голос.
— Твои слова ещё больший бред. Убери теорию и своё мнение — мне нужны голые факты и практические советы, — он ухмыльнулся, положив ногу на ногу.
— Ты лежишь на диване в собственной гостиной. В коме. Мы вкололи препараты, ускоряющие кровообращение и повышающие общую мозговую активность. Я вмешиваюсь в твоё сознание, чтобы ты не свихнулся от резкой смены реальностей и потока ложной памяти.
— Ага, — неформал подавил зевоту, удивляясь тому, насколько ему всё безразлично. — А мне-то что делать?