Бог злости (ЛП)

Но когда я напрягаюсь, чтобы открыть глаза, на меня смотрит темное лицо Киллиана, его пальцы гладят мои щеки, а его голос — яростный вулкан.

— Кто, блядь, сделал это с тобой?

Не в силах держать глаза открытыми, я закрываю их, и с моих губ срывается болезненный стон. По какой-то причине я чувствую себя в безопасности, когда он здесь.

Я не хочу этого, но это так.

И я наконец-то могу это признать.

— Блядь, детка. Открой глаза. Скажи мне, кто это сделал.

Я сжимаю губы и позволяю темноте поглотить меня в свои тиски.

Глава 38

Киллиан

Из всех чувств, которые есть в моем арсенале, раздражение и гнев занимают первое место.

Особенно чертов гнев.

Должен быть выход, чтобы выплеснуть постоянную ярость, таящуюся во мне. Немного насилия, немного хаоса.

Немного анархии.

Я думал, что знаю гнев так хорошо, что я уже знаком с ощущением бурлящей крови в венах, напряжением конечностей и красным цветом, застилающим зрение.

Оказывается, я никогда не знал, что такое настоящий гнев, пока не нашел полубессознательное тело Глиндон у обрыва.

После того трюка с размещением ее руки в руке другого мужчины на IG, я уже планировал убийство — все красноречивые мысли, которые мама посеяла в моей голове, чтобы вернуть Глиндон, давно исчезли.

А может, и нет. Я просто использовал другой способ преследовать ее.

А поскольку она не отвечала на мои звонки, мне пришлось воспользоваться трекером, который я установил в ее телефон, чтобы узнать, куда она поехала.

Когда я понял, куда она едет, тревожное беспокойство пробрало меня до костей и оставило на грани. Я ехал с безрассудством безумца, который намеревался рискнуть своей жизнью.

Однако сцена, которую я обнаружил, не похожа на то, что я мог представить в своем безумном воображении.

Сначала, когда я вижу свернувшуюся фигуру, лежащую под деревом, я отказываюсь верить, что это она.

Свет раннего утра отбрасывает голубоватый оттенок на ее ноги, подтянутые к груди.

Мое сердце колотится, когда я опускаюсь на колени рядом с ней, так нежно, так спокойно, как будто другая сущность завладела моим телом.

Я касаюсь ее плеча и осторожно потягиваю. Ее голова поворачивается и ударяется о мое колено.

Лицо, которое я вижу перед собой, почти неузнаваемо. На ее щеках расплылась карта фиолетовых синяков, а один из ее глаз синий, опухший и слегка приоткрытый. Кровь портит ее некогда полупрозрачную кожу и оставляет сухие следы под носом и ртом.

Как будто кто-то использовал ее как грушу для битья.

Кто-то, кто будет желать смерти, когда я доберусь до него своими гребаными руками. В этот момент я понимаю, что понятия не имел, что такое гнев. Те вспышки гнева, которые я чувствовал раньше? Их можно назвать сильным раздражением или волнами легкого гнева в лучшем случае.

Но они не идут ни в какое сравнение с этой всеохватывающей яростью, текущей в моих венах вместо крови.

Красные пятна застилают мне зрение, и я с трудом вижу Глиндон сквозь них, но все равно хватаю ее лицо и прижимаю к себе. Она такая маленькая и слабая в моих руках. Я всегда думала, что ее легко сломать, но это не имело значения, когда я решила, что она находится под моей защитой.

Я просто никогда не думал, что у кого-то хватит наглости дотронуться до нее.

Мои руки не дрожат, пока я осматриваю ее тело на предмет других повреждений. Мои профессора всегда выражали благоговение перед моей способностью сохранять собранность в стрессовой ситуации. То, как я приглушенно реагирую на угрозы и катастрофы, позволяет мне находить решение быстрее, чем мои коллеги.

Сейчас эта приглушенная реакция дает сбои, но я всеми силами держусь за нее. Это единственный способ оценить состояние Глиндон.

Хорошая новость — она дышит.

Плохая новость в том, что она делает это с усилием.

— Кто, блядь, сделал это с тобой? — Я не узнаю замаскированную ярость в моем смертельно спокойном тоне.

Или потребность вырваться из ада.

Словно осознав, что я здесь, Глиндон моргает, и одинокая слеза скатывается по щеке, а с губ сорвался болезненный стон.

Я протягиваю палец и вытираю слезу, но она снова вырывается.

— Черт, детка. Открой глаза. Скажи мне, кто это сделал.

Нет ответа.

Я держу ее руки в своих, они окровавлены, несколько ногтей сломаны.

Она боролась, моя Глиндон. Она не позволила мерзавцам зверски издеваться над ней без того, чтобы не навредить им в ответ.

Понятно, что она проиграла, но все равно, я чертовски горжусь ею.

Когда я начинаю поднимать ее, что-то проскальзывает между ее животом и ногой. Раньше это было скрыто ее свернутой позой. Маска.

Мои пальцы скользят по латексному материалу и по гротескным деталям маски в виде черепа ужаса с зубастой ухмылкой.

Гребаные змеи.

Логически я понимаю, что это провокация к войне, которую я обещал Джереми не провоцировать.

Но это было до того, как они прикоснулись к тому, что принадлежит мне.

Они просят войны, но получат гребаное уничтожение.

* * *

После личной оценки состояния Глиндон я не нахожу ничего страшного, кроме внешних повреждений. Я все равно везу ее в больницу на осмотр и, конечно, использую все уловки, чтобы ее сначала осмотрели.