Эта неделя была наполнена чувством... свободы. Да, это пугающий тип — тип, когда меня нужно стать беспомощной, чтобы я смогла прийти, но это все равно свобода.
Впервые я почувствовала, что могу отпустить себя и не думать об этом, не испытывать приступы паники по этому поводу, не смотреть на себя в зеркало и не испытывать отвращения.
Последняя часть в значительной степени связана с тем, что Киллиан часто трахает меня перед зеркалом и заставляет меня видеть свое полное удовольствия лицо. Он также заставляет меня называть его имя. Снова и снова, пока это не превращается в хриплое пение.
Но он все еще не может заставить меня признать, что я его, что каждый раз приводит его в ярость, и тогда он показывает мне, как сильно это его злит.
Но к черту его.
Я сохраню эту последнюю частичку себя, даже если умру. Возможно, это бесполезная гордость, но я знаю, я просто знаю, что если я откажусь от этой части, я должна быть полностью готова принять то, что он полностью контролирует меня.
Что однажды я проснусь и не узнаю себя, потому что меня превратят в его маленькую игрушку.
Так что моя борьба — это не бесполезное проявление моего эго. Это мой единственный способ выживания.
Идя в класс, я проверяю сообщения, которые получила сегодня утром.
Гарет: Фото, которые я отправил в прошлый раз, были единственными, что у нас есть о Девлине. Последним, кто видел его живым, кроме тебя, был человек в красной маске, и я уверен, что ты знаешь, кто это.
Мои пальцы дрожат, пока я читаю и перечитываю текст.
За последние несколько дней Гарет выполнил свою часть сделки и прислал мне записи камер наблюдения, на которых видно, как Девлин заходит в их особняк ровно за одну ночь до своей смерти. А кадры, о которых Гарет говорил только что, — это видео, на котором Девлин был введен в подвал одним из жутких кроликов. Тот, кто ждал его там, был в красной маске.
Затем видео закончилось.
Во время инициации я слышала, как участники упоминали, что последний ролик был посвящен играм разума. И нет никого лучше в них, чем Киллиан.
Но почему Девлин решил сразу после этого съехать на своей машине с обрыва? Единственный, кто может ответить на этот вопрос, вероятно, Киллиан, но в последнее время, когда я чего-то от него хочу, он говорит:
— Сначала скажи, что ты моя.
Когда я отказываюсь, он пожимает плечами и оставляет меня в подвешенном состоянии.
В этом случае все будет по-другому. На самом деле, он, вероятно, будет мудаком, просто потому что может.
Я убираю свой телефон и мысли подальше, когда вхожу в класс профессора Скайса. Я готова к тому, что он отчитает меня за опоздание на пятнадцать секунд, но он просто смотрит на меня и ничего не говорит.
Подождите. Он не обращает на это внимания?
Мои движения медленны и неуклюжи, когда я занимаю место в задней части класса, благодарная за то, что меня скрывает мой холст.
В этот момент я понимаю, что картина, которую я нарисовала в прошлый раз, пропала, а на ее месте лежит пустая.
И тут происходит нечто совершенно неожиданное. Профессор Скайс достает картину, и не просто картину — мою картину — и демонстрирует ее всему классу.
Я навостряю уши, готовая к натиску его слов, которые на этот раз должны опозорить меня перед всем классом.
Но я не могу отвести взгляд от черных и красных теней, переплетающихся, сталкивающихся и врезающихся друг в друга, как силы природы. Я горжусь этой картиной, своим душевным состоянием, когда я ее создавала, но теперь профессор снова меня унизит.
Может быть, мне стоит убежать, пока не началась жара?
Нет. Я большая девочка. Я выдержу.
— Смесь холодного, мрачного, темного, плоского и абсолютно преувеличенного импрессионистского стиля может проявляться по-разному. — Он показывает на картину. — Это одна из них. Определенно не лучшая и не первая, но у нее уникальный стиль, который стоит изучить на предмет эмоциональной ценности. Отличная работа, мисс Кинг.
Внимание всего класса переключается на меня, но лучшее, что я могу сделать, это недоверчиво уставиться, как будто у меня инсульт.
Если это сон, то он слишком жесток. Разбудите меня, пожалуйста.
Я щипаю себя за бедро, и это чертовски больно.
— Продолжаем, — объявляет профессор и рассказывает о сегодняшнем уроке не отрываясь от картины. Моей картины.
Я все еще в оцепенении после окончания урока. Я честно ожидаю, что он позвонит мне и скажет, что все это была отвратительная шутка, но он просто уходит.
И все остальные тоже.
Только Стюарт остается и улыбается мне, немного неловко. Он воспринимает угрозы Киллиана всерьез и держит между нами достаточную дистанцию, чтобы поместились еще три человека.
— Поздравляю, Глин. Давно пора было.
— Спасибо... наверное... я все еще не могу в это поверить. Ты знаешь, как сильно он меня ненавидит и считает, что мое искусство — дрянь и плохое подражание маминому. Он даже сказал, что я недостойна быть ее дочерью и сестрой Лэндона.
Стюарт теребит светлые пряди на затылке.
— Он может быть снобом.
— Может быть?