Бог войны

— Бегать? От тебя? — крикнул он на пределе своих сил, раскинув руки и потрясая клинками Хаоса. — Ты научил меня слишком многому, чтобы я вздумал бежать!

Со звуком, напоминающим предсмертные вопли детей, Арес выхватил свой меч размером с боевой корабль и шагнул вперед, роняя с шевелюры на Кратоса горящие капли.

— Ты говоришь, как мужчина, но дрожишь, как женщина. Твоя жена тоже так трепетала?

Вся надежда на самообладание испарилась в белой вспышке гнева. Кратос отпустил клинки Хаоса, выхватил из-за спины подаренный Артемидой меч и набросился на бога со всей своей нечеловеческой силой. Неотразимый клинок вошел Аресу в ногу по самую рукоять. Тот засмеялся.

— Благодарю тебя, спартанец. От пустынных блох у меня страшный зуд.

— Получай еще! — Кратос перекувырнулся через его ступню, подпрыгнул и попытался перерезать подколенное сухожилие, но бог кончиком своего огромного меча отшвырнул спартанца, как назойливую муху.

Пролетев с десяток локтей, Кратос врезался спиной в каменную стену так, что та рассыпалась. В глазах помутилось, в ушах зазвенело. Он затряс головой.

Арес отмахнулся от него, отшлепал плоской стороной клинка — в Спарте отцы так наказывают непослушных сыновей. Бог слишком презирает его, чтобы воспользоваться лезвием.

— А с чего мне уважать тебя? — поинтересовался Арес, словно читая мысли Кратоса. — Ты уже был бы кучкой обглоданных костей и вороньего дерьма, если бы не мое снисхождение. Припоминаешь, спартанец, как стоял на коленях, как заливался слезами, как умолял спасти твою никчемную жизнь? Да если бы кто-то из твоих людей вот так же скулил у твоих ног побитой собакой, ты бы прикончил его за то, что позорит Спарту!

— Тебе следовало убить меня! — зарычал Кратос. — Моя слабость обесчестила Спарту, и мир стал бы лучше, если бы я умер на том поле.

— Твоя спартанская честь ничего не значит для меня. Ты умолял — я ответил. Я встал со своего олимпийского ложа и спустился на то поле, чтобы утереть твои слезы, чтобы сражаться вместо тебя, победить там, где ты проиграл, восторжествовать там, где ты потерпел неудачу.

Арес поднял ногу размером с дом и приготовился раздавить Кратоса как муравья. Спартанец хотел увернуться, но бог оказался столь же быстрым, сколь и огромным, и придавил его сандалией к земле лицом вниз. Чувствуя во рту грязь и кровь, Кратос в эту секунду снова увидел себя прижатым к окровавленной земле гигантским боевым молотом вождя варваров, услышал собственный голос, взывавший к Аресу, и клятву в вечном служении.

— Помнишь, что сказал мне тогда? Что пообещал за спасение своей никчемной шкуры? Повтори это, Кратос… Ну же!

Огромная сандалия давила все сильнее. Он слышал, как трещат ребра, и не мог вздохнуть.

В памяти всплыло сказанное в тот роковой день: «Моя жизнь принадлежит тебе, Арес, мой господин. Клянусь».

Но здесь и сейчас спартанец не смог это повторить. Он пытался, убеждая себя в том, что восемь коротких слов ничего не значат, что, уступив богу, он получит шанс добраться до ящика Пандоры и сразиться с кровожадным олимпийцем на равных. Однако слова никак не выговаривались.

Внезапно площадь исчезла, пропала и неимоверная тяжесть на его спине. Их заслонили видения, кошмары наяву, превратившие его жизнь в океан крови и страданий. В те годы не только меч Кратоса принадлежал Аресу, но и его сердце, его мысли, все грани его свирепого таланта.

Спартанская армия стала непобедимой. Противники тряслись от страха, видя, как войско Кратоса выходит на поле. Стоило упасть первому копью, как они бросали оружие и бежали домой, где дрожали под мамкиной юбкой. Кулак Ареса не знал пощады. Беглецов он вырезал до единого. С теми, кто пытался заключить перемирие, жестоко расправлялся. Весь мир трепетал, слыша боевой клич спартанцев, когда во главе армии стоял Кратос.

Никакой пощады. Никаких пленных. Никакой жалости.

Столько правителей умоляло Кратоса принять капитуляцию, чтобы спасти остатки войска и город, даже если бы это означало рабство при спартанской кухне. Но он отказывался даже слушать, признавая только два исхода сражения: победу или смерть. От своего войска Кратос требовал тот же. Говорил воинам, что убивает, ибо так велит Арес. Но на самом деле спартанец убивал ради собственного удовольствия. Потому что он ничего так не любил, как запах крови, предсмертные крики, горы трупов, гниющих на ноле брани.

— Если бы все это было правдой, — загремел бог, — ты и ныне был бы Кулаком Ареса и мир по-прежнему содрогался бы при малейшем слухе о том, что спартанская армия собралась на войну. Но ты недостаточно любил меня, Кратос. Твое сердце слишком прикипело к твоим…

— Нет! — выдохнул Кратос. — Нет…

Видения охватили его целиком. Он перенесся в ту последнюю ночь, когда служил богу войны.

— Жители этой деревни осмеливаются преклонять колени перед Афиной! Перед Афиной! Это место оскорбляет Ареса! Сжечь его дотла!

Брошенный Кратосом факел мелькнул во мраке и упал на соломенную крышу хижины. Крошечные искры превратились в буйный костер, и вскоре крыша обрушилась. В считаные минуты хижина сгорела полностью.