Были еще третьи, кто говорил о необходимости реформ, но на другой лад. Кто-то винил во всем дальние страны и даже инопланетных пришельцев. А были и те, кто просто хотел заработать, причем, много и... без работы.
Потому в разгар больших перемен преступность всех мастей расцвела буйным цветов. Такой всплеск назвали «разбойными девяностыми». И по словам императора: он давно канул в лету, как только наступил новый век.
Но в провинциальных городах, а особенно в ПГТ, девяностые никуда не ушли. А судя по тому, что я видел сегодня, они даже не собрали вещички, планируя гостить очень долго.
Что ж, теперь ясно, почему все разговаривают на жаргоне и бросаются друг на друга как звери. Интересно, в больших городах тоже так?
Кстати да, моя семья живет в крупном городе. А я как раз в ПГТ, в какой-то дальней глуши. Странно, это все очень странно... Надо порыться в памяти смертного, и найти нужную информацию, как только покину темницу.
— Ну про диски ты в курсе хотя бы? Там типа сразу сто песен. Не то что эти кассеты тупые. Как дебилы раньше карандашами мотали, — продолжал вещать Болт. А другие ему дружно поддакивали.
— Диски? Да, диски — это хорошо, но опасно. Вон на первой Олимпиаде в Древнем Риме мне диском в башку заехали... Геракл, бастард чертов! — сказал я, как в бреду, понимая, что вселился в тело очень непростого парнишки, чья судьба еще подкинет сюрпризов.
— То есть да. Все понятно. Память уже возвращается, — добавил погромче рассказчикам и велел им замолкнуть.
В тот момент дверь в камеру с грохотом распахнулась. На пороге появился стражник, который меня позвал.
— Светлов! На выход! Быстрей, давай, шевели булками... — прогремел суровый военный.
Эх, в былое время я б обратил его в пепел. А сейчас, лишь бросаю презренный взгляд и выполняю приказ. Меня выводят из комнаты, запирают дверь и провожают по длинному коридору.
Спустя меньше минуты, вновь сижу в кабинете следователя и рассматриваю узор на уродливых желтых обоях, которые смотрятся еще хуже в свете электрической лампы.
Следак делает вид, что меня нет. Тянет время, молчит. Лишь потом отрывает глаза от бумаг и задает вопрос с хитрой ядовитой ухмылкой.
— Ну? Как тебе жизнь арестанта? Понравилось, м? — говорит так, будто сейчас сдохнет от радости.
— Ага, вроде норм. Покои большие, просторные; прохладно, есть где поспать. Уборную б еще получше отгородили. А то, запах, знаете ли, не особо, — говорю максимально просто, стараясь взбесить мента.
— Что? Издеваться решил... гражданин??? — с досадой шипит он сквозь зубы, сжимая сухой кулак до белых костяшек.
— А что не так, господин? Ваш «хитрый план» провалился? Бывает. Только сильно не плачьте при мне, иначе бумаги зальете, — выдаю с легкой улыбкой и весело подмигиваю придурку.
— Чего, сопляк? Бредить начал! Щас мы тебя живо на вещества проверим! Может быть ты из этих, из наркоманов?! — взрывается следователь, пытаясь меня запугать.
Но вызывает лишь легкую усмешку и встречную атаку с моей стороны.
— Угу, может быть. Зато не из грязных подонков, как вы, — заявляю, многозначительно подняв бровь. — Настроили против меня ту шпану, решили прессануть чужими руками, чтоб выбить нужные показания. Ну-ну, так держать, уважаемый. Впервые вижу, чтоб муж в погонах настолько себя позорил. Аха-ха, вам теперь не отмыться. Не завидую вашей никчемной судьбе.
От моих слов оперативник кашляет, давясь собственной слюной. Багровеет, пучит глаза и кривляется. Такое чувство, что в него вселилась орда низших демонов. Лишь спустя какое-то время, он возвращает дар речи и с гневным визгом вопит:
— Ах ты, падаль малолетняя, гнида! Крутым себя что ли почувствовал? Да я щас ребят позову, тебе почки отсадят, свинья!!!
— Хах, позовешь? То есть ты настолько никчёмный? Ну что же. Зови своих грязных шавок. Только это не спасет твою честь, смрадный червь, — непринужденно бросаю я и немного качаюсь на стуле.
А что? Я уже почти слился с телом. Магии хватит, чтоб отбиться от смертных. На моей стороне правда, а следак не хочет выносить сор из избы. Так что у меня в руках больше козырей, чем может показаться сначала.
А вот пол под милиционером горит, и не только он. Оперативник это хорошо ощущает, окончательно выходя из себя.
— Т-т-варь! Говнюк мелкий! — вырывается изо рта следователя, а его маленькие глаза горят, как раскаленные угли.
Оперативник хватает книгу для записей информации, кажется, она называется ежедневник. Размахивается ей со всей дури и пытается стукнуть меня по лицу.
Одно легкое движение, и я ухожу от атаки. Следак падает грудью на стол и рычит, словно пес самого Аида. Такое чувство, что он сейчас превратится в животное или просто сдохнет от гнева.
Но концовку представления увидеть не удается. Ведь в кабинет резко заходит какой-то мужчина.
Усатый дядька в милицейской форме, примерно пятидесяти лет. Судя по виду, какой-то начальник. Он властно окидывает кабинет взглядом и снисходительно обращается к моему следаку.