Бог войны и любви

— Прости, дитя мое. Если бы я спас Иллет и женился на ней, как мечтал, ты могла бы стать нашей дочерью. Но ты — дочь моего старинного друга. Возможно, я остался жив для того, чтобы спасти тебя, вернуть отцу и матери? Возможно, тогда я смогу увидеть Иллет?..

Он не договорил, умолк, напряженно вглядываясь в темноту.

— Мы скоро уйдем отсюда? — жалобно спросила Ангелина, зябко обхватывая руками плечи, но вместо ответа де Мон прошептал:

— Не может быть!

Поднявшись, он шагнул туда, где находился лаз в очаг. Ангелина, боясь остаться одна, побежала за ним — и вдруг замерла: ей почудился запах дыма.

Ну, дым и дым, подумаешь, успокоила она себя: все-таки они скрываются рядом с кухней. Наверное, развели огонь в очаге… хотя, если так, им будет трудно выбраться. Да и струи дыма становятся все гуще, заполняют помещение. Так и задохнуться можно. Что же все это значит?

— Стой здесь! — приказал де Мон и с юношеским проворством нырнул в узкий лаз, ведущий к очагу.

Ангелина ужаснулась — неужто она останется тут одна? Но де Мон тотчас же вывалился из лаза, тяжко откашливаясь от дыма, который повалил теперь неостановимо.

— В очаге развели огонь! — с трудом выговорил он.

— Зачем? — Ангелина изо всех сил терла глаза, из которых потекли едкие слезы. — Надо им покричать, дать знак. Они забыли про нас, что ли? Мы же так задохнемся!

Де Мон молчал, и Ангелина, взглянув на него, увидела на его лице такое отчаяние, что вдруг все поняла.

— Вы думаете, они сделали это нарочно?!

— Не знаю. — Нотариус заслонил лицо рукавом, стараясь задерживать дыхание. — Одно из двух: или в трактир пришли жандармы и им показался подозрительным незажженный очаг, или…

— Или? — настойчиво потянула его за рукав Ангелина. — Или — что?

— Или Кола, трактирщик, — предатель. Он меня почти не знает, не может таить на меня зла. Он мог только выполнить чей-то приказ — но чей, чей? Ведь об этом убежище знала только одна… — Он не договорил, скорчившись в приступе такого мучительного кашля, что Ангелине показалось, что он вот-вот сейчас задохнется.

Она попыталась вглядеться в серую мглу, заволакивающую каморку, и сердце ее дрогнуло в надежде, когда она заметила крест-накрест прибитые доски, закрывавшие… подземный ход! Ход к спасению!

Она с силой дернула за рукав задыхавшегося от кашля нотариуса. Как ни странно, серые струи дыма рассеивали тьму. Или Ангелина просто привыкла к ней? Их взгляды встретились, и во взгляде де Мона снова зажглась жизнь, когда он увидел блестящие глаза Ангелины. Проследил за взмахом ее руки — и без слов бросился к заколоченной двери, вцепился в доску, рванул… и едва не упал, потому что гвозди оказались крепки и надежны. Что ж, оставалось или признать свое бессилие и умереть, или снова броситься на приступ. Задыхаясь, кашляя, почти ничего не видя от слез, они рвали эту доску, обдирая пальцы в кровь, они выдирали гвозди обломанными ногтями — и наконец доска скрипнула, поддалась — отвалилась!

Не переводя духа, де Мон и Ангелина приступили к другим доскам, и теперь дело пошло легче, ибо они использовали первую как рычаг. Вот сорвана вторая доска… вот третья! Кашляя дымом и кровью, невольные узники припали к отверстию, куда сразу же поползли серые длинные струи, и переглянулись. «А если там — тупик?» — глазами спросили они друг друга. И враз ответили — так же взглядами: «Это наша последняя надежда спастись!»

— Скорее, — прохрипел де Мон, толкнув Ангелину вперед с такой силой, что она упала на колени; а когда поднялась и пробежала немного, вдруг ощутила пустоту за спиной и, оглянувшись, издала вопль, оглушивший ее: де Мон недвижимо лежал в задымленной каморке!

Ангелина метнулась назад, попыталась поднять его, но тело оказалось таким каменным, неподвижно тяжелым, что она опять закричала в отчаянии, и де Мон, словно отзываясь, открыл глаза, слабо шевельнул губами. Ангелина припала к нему, пытаясь расслышать его слова.

— Что? Что?! — кричала она.

— Бе-ги, — услыхала тихий шепот. — Беги, оставь меня… Я вижу… сюда идет Иллет!

И он вздохнул еще раз и улыбнулся, прежде чем глаза его закрылись навеки.

* * *