Бог войны

С грязным смешком солдат вытер свой кинжал о платье девушки и вложил в ножны. Он встал на ноги, уже забыв о присутствии Квинта.

– Это был бы не первый случай, – добавил второй гастат.

Все, кроме угрюмого Квинта, расхохотались. Юноша боролся с подкатившей к горлу желчью. В голове мелькнула мысль броситься на этих гастатов с мечом, но он ее отогнал. Он просто погибнет здесь – в таверне находилось не менее десяти солдат, – Терсита и его несчастных дочерей уже не вернуть к жизни. Опустив руку с мечом, Квинт воскликнул:

– Хо, братцы! Что у нас здесь?

Все, как один, оглянулись, и их напряженные лица немного смягчились, когда они увидели, что это такой же, как они.

– Ты ведь не из парней Перы? – спросил гастат с кинжалом.

– Нет. Я у Коракса.

– Если пришел потрахаться, ты опоздал, друг. – Смешок. – Но вон там, в кладовой, полно вина. Бьюсь об заклад, мы оставим тебе капельку, хотя ты и не из наших. Что скажете, братцы?

Остальные гастаты зашумели, выражая согласие.

– Вина! Вина! – закричали они.

Квинт мельком взглянул на жалкую, окровавленную груду рук и ног, прежде чем уйти, и сердце у него перевернулось. Однако он не мог выдать своих чувств и еще какое-то время не вызывал подозрений, жадно лакая вино с новыми товарищами в надежде смыть воспоминания о том, чего навидался сегодня. Не раз он давал вину пролиться на пол. Это казалось случайным, но каждый раз Квинт делал возлияние богам, почитаемым греками вроде Терсита и его семьи. Примите их души в загробной жизни, молча просил он, так как они не виновны ни в каких преступлениях.

После притворных – по крайней мере, с его стороны – тостов за вечную дружбу Квинт оставил гастатов праздновать без него.

На улице его встретили новые сцены ужаса, и он ощутил угрызения совести за то, что делал на агоре. Не сначала, когда гастаты подверглись нападению, а потом, когда сражение превратилось в бойню. Такой ситуации можно было – нужно было – избежать. Квинта захватила новая мысль. Коракс должен узнать, что это действия Перы толкнули толпу на насилие. Если бы не Пера, подумал он со смесью гнева и печали, Матвей и Терсит со всей семьей не погибли бы. Как и многие сотни горожан.

Он пошел разыскивать своего центуриона. Коракс найдет возможность убедить Пинария, что в реках крови, пролитой сегодня в Энне, виноват один из своих. Квинт не знал, что будет потом, но не мог оставаться в стороне и ничего не делать.

Его поиски закончились, едва начавшись, на заваленной трупами агоре. Коракс стоял на ступенях храма Деметры, что-то обсуждая с Пинарием и другими центурионами. Подходить к ним на глазах у Пинария и Перы не хотелось, и Квинт решил сначала попытаться выполнить печальную задачу по розыску Терсита. У него было лишь смутное воспоминание, где он видел хозяина таверны. Другие солдаты обыскивали трупы в поисках чего-нибудь ценного, поэтому юноша не привлекал к себе внимания.

Но его задача была тошнотворно неприятной. Некоторые из тех, кого он переворачивал, были еще живы. Все в крови, опутанные поблескивающими кишками, они стонали и рыдали, умоляя о помощи или о прекращении мучений. Иногда при необходимости солдаты приканчивали своих павших друзей, но Квинт не мог себя заставить сделать такое. Дикость, которую учинили он и его соратники, слишком тяжело давила на его совесть. Послать еще больше невинных в полное страданий мрачное царство Гадеса было выше его сил. Он отводил глаза и двигался дальше.

Разыскав Терсита, Квинт с облегчением увидел, что тот мертв. Грудь хозяина таверны была пронзена дротиком, и он умер мгновенно. Ему повезло: он не узнал, что стало с дочерьми. Квинту хотелось попросить у Терсита прощения, но слова застряли в горле. Это было бесполезно. Терсит умер.

Поглощенный своими мыслями, он не заметил, как за спиной из груды тел поднялась какая-то фигура.

– Подлый римский убийца!

Квинт ощутил, как кто-то схватил его за правое плечо, и в то же время почувствовал удар в спину. Послышался лязг металла, его кольчуга зазвенела, а потом ослепляющая боль пронзила все тело. Вскрикнув, юноша сделал шаг вперед и, схватившись за меч, попытался развернуться и встретить напавшего, однако удар в челюсть опрокинул его навзничь. Квинт беспомощно лежал на спине, а худощавый человек с глубокой рубленой раной на лице встал над ним с ножом в руке.

– По крайней мере, одного из вас я заберу с собой к Гадесу! – Он наклонился и взял у легионера меч. – Умри от собственного оружия. Это будет справедливо.

Квинт пнул его ногой в сандалии, но не попал в цель и закрыл глаза, принимая смерть. Она была неминуема.

Но смертельного удара не последовало.

Юноша открыл глаза и с удивлением увидел, что нападавший лежит на спине с торчащим из груди пилумом, а поднявшись на ноги, обнаружил, что шагах в двадцати стоит Пера и смотрит на него.

– Я представлял, что такой опытный солдат лучше следит за своим тылом, – насмешливо проговорил центурион.

Он был прав, и Квинт покраснел.

– Ты ранен?