Бог войны

Последний раз взглянув наверх, Квинт стал спускаться в ров. Это требовало нервов. В любой момент сверху мог раздаться крик или на голову мог упасть массивный камень. Может быть, тот сумасшедший с карниксом, который так перепугал дозор на южной стороне города прошлой ночью, появится и здесь… Ничего подобного не случилось, но Квинту не стало лучше. Сжав зубы, он с Урцием взял у Плацида первую лестницу. Когда к ним во рву присоединились другие, они перекинули ее через терновник с шипами. Тут Квинт задержался, чтобы прислушаться к часовым. Кроме пения где-то в стороне, ничего не было слышно. Без особых сложностей римляне подняли лестницу и прислонили к стене. Несмотря на все усилия, раздался тихий стук. Они замерли, но никакого окрика не последовало.

Квинт горел желанием подняться, но был приказ не начинать штурм, пока не будет установлено по меньшей мере пять лестниц. Им оставалось только стоять с колотящимся сердцем, пока остальная манипула делала все то же, что проделали они. Гастатов во рву набилось, как рыбы в пруду. Десятки других подошли к краю, ожидая своей очереди. Где-то там был и Пера. «Боги, пусть он окажется там, где я дотянусь до него мечом», – мрачно подумал Квинт. Он твердо решил воспользоваться хаосом при взятии, чтобы отомстить. Урций был с ним заодно. Если выдастся возможность, они убьют Перу.

– Да пребудет с тобой Фортуна, – прошептал командир Квинту в ухо. – Пошел.

Юноша терпеть не мог лазить по лестницам в полном вооружении, а в темноте это оказалось еще труднее, чем он ожидал. Каково же будет со щитом, он мог лишь вообразить. С каждой ступенькой ножны грозили выдать его, колотясь о деревянную лестницу. Методом проб и ошибок Квинт сообразил засунуть рукоять меча под мышку и прижать его, таким образом минимизировав движения гладиуса. Наверное, Урций и прочие за ним сообразят сделать то же самое.

Вверх, вверх, выше, выше. С пересохшим ртом, весь в поту, со жжением в желудке Квинт считал ступени, чтобы пройти очередное испытание судьбы. Несмотря на эту тактику, в голове вставали образы вражеских солдат, сеявших смерть при первом штурме. Когда его голова показалась над парапетом, он чуть не выругался от удивления. Ни справа, ни слева никого не было видно, и его охватило ликование. В пятидесяти шагах слева маячила Галеагра. Изнутри ничего не доносилось. «Пусть они остаются там, заснув после вина», – молил Квинт, перелезая через парапет. Оказавшись по другую его сторону, он наклонился и поманил Урция, который уже влез до половины.

Вскоре на стене стояли уже пятеро. Потом десять. Со следующей группой залез Коракс, и по его команде они дождались, пока наберется тридцать.

– Помните: осторожность по-прежнему самое важное. Мы перебьем всех в башне, и она останется в наших руках, но главная задача – Гексапилы.

Оставив десять солдат охранять лестницы, – все новые и новые гастаты поднимались по ним, – центурион велел остальным обнажить мечи и повел их к Галеагре. Впервые Квинт ощутил себя голым. Войска, с которыми они встретятся, будут со щитами, у него же с товарищами щитов не было. «Неважно. Противники все равно сейчас сонные», – убеждал он себя.

Но первый солдат не спал. Они наткнулись на него прямо в дверях в Галеагру. Зевая и почесывая голову, явно пьяный, он не увидел их и стал мочиться со стены. Коракс первым бросился вперед, левой рукой зажал ему рот и гладиусом в правой перерезал горло. Сиракузец пытался вырваться, но черная кровь уже хлынула вниз. Его пятки несколько мгновений отбивали четкий ритм, а потом он обмяк и замер, как жертвенное животное на алтаре. Коракс осторожно положил его и, выпрямившись, указал мечом на Квинта, а потом на распахнутую дверь. Солдат двинулся туда, пока страх не парализовал мышцы. Полоска света на стене означала, что внутри горят факелы. С бесконечной осторожностью юноша заглянул внутрь. Глаза не сразу привыкли к свету, а потом он разглядел внутри осевшую фигуру человека, прислонившегося к внешней стене башни. Там был люк в нижние помещения, и всё.

– Один солдат, – беззвучно сообщил он Кораксу.

Центурион знаком велел ему войти через дверной проем. Он проник внутрь с обнаженным мечом, скользя ногами по деревянному полу. Даже когда Квинт стоял над спящим, жертва не шевельнулась. Однако глаза потрясенно открылись, когда клинок вошел между ключиц. Прижав левую руку ко рту мужчины, Квинт вынул меч. Все вокруг тут же залила кровь. Они смотрели друг на друга. Бойцу был противен этот короткий странный обмен взглядами – и одновременно он наслаждался им. Через несколько ударов сердца сиракузец был уже мертв. Квинт прислонил его к стене и пошел к Кораксу и остальным.