В полумраке обозначилась долговязая голенастая фигура, облаченная, как и в городе, в летнюю рубаху из некрашеного полотна. Си-Азалла все еще стоял в дверном проеме, забыв, видно, что лучше сначала впустить Камаля в дом, а потом уже изображать на лице приветливую улыбку, долженствующую скрыть изумление, которое вызвало у него появление молодого человека.
Придя наконец в себя, Си-Азалла сказал:
— Зайдешь? Ну и неожиданность!
— Да, мне нужно с тобой поговорить. У вас кто-нибудь есть?
— Никого нет.
— Тогда, пожалуй, зайду.
Си-Азалла посторонился, чтобы пропустить приятеля. Камаль перескочил через две ступеньки, ведущие с порога вниз, и оказался в прихожей, изгибающейся под прямым углом, Си-Азалла шел следом, но при входе во внутренний дворик он обогнал Камаля и пару раз кашлянул, чтобы женщины, окажись они поблизости, не попали им на глаза. Никого не встретив, они прошли в гостиную. Хозяин дома предложил Камалю сесть, потом, приподняв двойные дверные гардины, распорядился, чтобы принесли чай.
Камаль молчал.
— Выпьешь стаканчик? — спросил Си-Азалла, — Мы еще после завтрака чай не пили.
Камаль устроился на небольшом диване, хозяин же не садился. Он возбужденно ходил взад-вперед, словно не решаясь остановиться, хотя маленькие блестящие глазки смотрели теперь бесстрастно и невзрачному своему лицу он сумел придать спокойное выражение. Молча наблюдавшему за ним Камалю на мгновение даже показалось, что приятель пытается вспомнить что-то, ускользающее из его памяти, или, наоборот, пытается без особого успеха забыть о его, Камаля, присутствии.
— Садись, дорогой. Мне надо с тобой серьезно поговорить. Лучше уж тебе сидя выслушать меня. И потом, мне неловко, что ты стоишь.
Си-Азалла машинально опустился на стул.
— Сейчас ты без обиняков ответишь на мой вопрос. Это для меня очень важно, — сказал Камаль и, помолчав, добавил: — Во многом и для тебя тоже.
И вновь Камаль поглядел на приятеля так, будто хотел прочитать его мысли.
— Это очень важно. И серьезно, очень серьезно.
Си-Азалла ждал, не раскрывая рта. Молодой человек тоже умолк, задумавшись. То ли он размышлял о самом деле, то ли об уместности своего вопроса. А может, в последнюю минуту язык у него присох к небу и он все не мог решиться довериться приятелю? Время шло, а Камаль так и сидел, подперев рукой подбородок.
Металлический звук и вслед за ним дребезжание стаканов заставили друзей обернуться.
— Чай, — рассеянно проговорил Си-Азалла.
Он подошел к двери, нагнулся за медным подносом, просунутым под гардины; потом поставил его перед Камалем и стал заваривать чай. Налил себе сначала в стакан, потом опорожнил его в чайник, снова налил, снова опорожнил. Повторил так несколько раз. Попробовал золотистую жидкость. Камаль внимательно наблюдал за его движениями. Теперь чаю надо было дать настояться. Си-Азалла поднял голову и уставил на Камаля, отделенного от него лишь подносом, взгляд, полный смирения. Губы, упрятанные в лохматой бороде, произнесли:
— Это действительно я. Тебе сказали правду.
— Что?!
Камаль вскочил как ошпаренный. Си-Азалла продолжал стоять, опустившись на одно колено, перед подносом, не опуская, но и не поднимая взора. Он смотрел прямо перед собой.
— Что ты хочешь сказать?
— Я знал, настанет день — и ты потребуешь от меня объяснений. Я уже давно ждал тебя. Сейчас, открыв дверь, я сразу понял, что час пробил.
— Признайся, ты боялся этого.
— Да.
— Правильно боялся.
— Решив помочь ближнему, всегда взваливаешь на себя большую ответственность.
— Но ты виноват еще больше, ты совершил надо мной насилие без моего ведома.
— Я сделал это ради твоего же блага.
Речь Си-Азаллы звучала заученно-монотонно, бесстрастно, грусти в его голосе не было, но не было и надежды на понимание.
Камаль засмеялся.
— Ах, ты сделал это ради моего блага. Для моего блага пырнул меня ножом в спину.
— Клянусь богом, под которым мы все ходим… — пробубнил Си-Азалла.
— Ну спасибо! Думаешь, мы теперь квиты? Думаешь, твоя совесть теперь чиста? Строишь из себя невинность, мол, я как все? Нет, нет и нет! Слишком бы ты легко отделался! Верно, большую ответственность ты на себя взвалил. Ты меня угробил. Перед тобой мертвец. Мертвец, который старается теперь соотнести свои поступки с мертвой душой. Если я сохранил еще остаток души, если могу еще говорить, то лишь о деньгах, которыми ты меня замарал. Вот какое благо ты мне уготовил.
— Я сделал это без всякой задней мысли.
— Ты это уже говорил. Встань-ка.
Си-Азалла подчинился, на его нескладной фигуре вздулась рубаха. Камаль уставился ему прямо в глаза.
— Ты не мог действовать в одиночку. У кого-то еще рыльце в пуху. Кто он?
При этих словах бывший кожаных дел мастер бухнулся на колени и застучал руками о пол.
— Не могу тебе сказать, не могу.
— Подумай, Азалла, хорошенько подумай.
— Мне нельзя говорить.
Камаль схватил его за плечи и грубо тряхнул.
— Кто же тебе запретил?
— Нет, нет, не могу. — И тут же снова выдохнул: — Не могу… не могу.
Камаль махнул рукой, бросился к двери и, взметнув вверх гардину, выскочил из дома.