Он проводит ладонью по моему горлу. Прикосновение интимное, будто он исследует мою кожу, и потрясающе стимулирующее. Его пальцы цепляются за кожаное колье, и он использует его, чтобы притянуть меня вплотную к себе.
Мне приходится отодвинуть фраппучино в сторону, иначе он раздавит его между нами.
Хитрая ухмылка приподнимает его греховно великолепные губы, когда он играет с тканью, его пальцы скользят по моей коже, как будто он имеет на это полное право.
Как будто он заклеймил меня в другой жизни и теперь забирает обратно.
— Я знал, что в тебе есть дикая сторона. Скажи мне. Тебе нравится, когда тебя душат, пока член проникает в твою насквозь мокрую киску? Или ты предпочитаешь, чтобы член душил твою хорошенькую маленькую глотку и наполнял ее спермой?
Его грубые слова, произнесенные в самой изысканной манере, вырывают меня из наркотического оцепенения.
И нет ничего хуже осознания того, что другая часть моего тела оплакивает потерю этой дымки. Должно быть, со мной что-то не так. Как я могла оставаться такой неподвижной, когда он прикасался ко мне с чувственностью любовника?
Я отталкиваюсь от него свободной рукой, мое лицо пылает, а в голове крутятся тысячи проклятий, которые я могу использовать, чтобы отправить его в загробную жизнь.
Мои попытки освободиться только бесконечно забавляют его. Поэтому я царапаю его по руке, но это не стирает провокационную ухмылку с его лица.
Лэндон отпускает меня, но не отходит.
— Боже, боже. Ты должна быть безобидной крошечной мышкой, но ты быстро превращаешься в котенка с когтями. Такая дерзкая малышка.
Я прижимаю фраппучино к груди и показываю:
—
— Неприличные слова не помешают мне называть тебя малышкой. И я бы предпочел трахнуть кого-то вместо себя.
Мои губы приоткрываются.
Нет. Он не мог понять каждого слова. Это просто невозможно.
Этот придурок не мог…
— Удивлена, что я говорю на ASL? — он ухмыляется. — Я подумал, что лучше общаться так, чем строчить в заметках твоего телефона всякий раз, когда ты готова разразиться проклятиями. Теперь я понимаю все, а не только «иди нахуй».
—
— Так случилось, что я гений. Всегда пожалуйста.
—
— А следовало бы. Опять же, где твои манеры?
—
— Я предпочитаю слово
Я усмехаюсь, моя грудь почти разрывается от наглости этого проклятого человека.
— Прогуляешься со мной? — он спрашивает, как какой-нибудь средневековый джентльмен, которым определенно не является.
Я вздергиваю подбородок.
—
— Нет, именно поэтому я вежливо спросил. Следующий раз будет не таким вежливым, поэтому я предлагаю тебе принять предложение, пока оно действует.
—
— Как я уже упоминал, я предпочитаю дырки, Мия. Не забывай. В любом случае, мы переходим ко второму этапу, — его голос понижается. — Пойдем со мной, или я попрошу Майю вместо этого.
Мой позвоночник дергается.
— Ее сегодняшние занятия закончились и, вероятно, она фотографируется для социальных сетей в Pin Cafe, где проводит время. Полагаю, если я пойду туда, то найду ее через пятнадцать минут. Стоит ли мне так и сделать?
—
— Ты имеешь в виду, погуляю с ней.
—
Он выпрямляется, пожирая взглядом горизонт и мой воздух.
— Есть только один способ прекратить это, и как я уже сказал несколько минут назад, если ты, блять, пойдешь со мной.
Каждая молекула во мне требует, чтобы я ударила его по лицу и вдавила осколки солнцезащитных очков в его чертовы глаза.
Но я достаточно умна, чтобы понять, что мои действия не будут гарантировать безопасность Майи.
Она склонна чаще всего западать на мужскую внешность, и, если этот ублюдок воспользуется очаровательной картой, которой он так хорошо владеет, он может убедить ее, что никогда не собирался причинять боль Николаю. Будет флиртовать и соблазнять ее, пока не доведет ее до саморазрушения.
Потому что этот мудак делает это постоянно. Он разрушает вещи, и разрушает основательно, не оставляя им шанса на выживание.
Мои пальцы сжимают фраппучино, холодный конденсат никак не смягчает вулкан, бушующий в моих венах.
—
— Занятия могут подождать, — он хватает меня за локоть, пальцы почти ломают кость. — А я – нет.
Он тянет меня с такой силой, что я теряю равновесие. Фраппучино падает и расплескивается по земле, сливки и кофе образуют ужасное место убийства.
Зловещий образ остается в моей голове, когда он тащит меня за собой с ослепляющей силой.