Бог располагает!

— Принцесса сегодня вечером намеревается, покинув раут у баденского посланника, прибыть сюда к последнему акту «Немой». Она позаботилась о том, чтобы мне сообщили, что она будет в посольской ложе. Таким образом, если я вовремя отсюда не уйду, мне придется составить ей компанию. Поспешим же.

— Значит, политика тебе милее принцессы? — заметил Самуил, стараясь нащупать в нем хоть какое-то живое пристрастие.

— Да, — кивнул Юлиус. — Но только потому, что при той политике, какой мы с тобою занимаемся, мы рискуем головой.

«Мертвец! — с глухой яростью подумал Самуил. — Тогда чего ради мне таскать этот труп за собой, если он еще и не желает идти туда, куда я хочу?»

Он сделал последнее усилие, попытавшись убедить Юлиуса войти в зрительный зал хоть на минуту, чтобы перед уходом ради простой учтивости сказать пару слов Олимпии. Но и это оказалось невозможным.

— Не тревожь ты меня, — взмолился Юлиус. — Весь этот шум и яркий свет меня ужасно утомляют. Никогда не понимал, какое удовольствие можно находить в том, что ослепляет и оглушает. Я не испытываю ни малейшего стремления стать глухим и слепым.

Еще на что-то надеясь, Самуил сказал:

— Лотарио хотел тебе что-то сообщить.

— Сообщит завтра утром, — отмахнулся Юлиус.

— Он будет беспокоиться, не зная, куда ты пропал.

— Я передам ему через ливрейного лакея, что был вынужден удалиться и прошу его сопровождать принцессу вместо меня. Ну же, идем.

— Хорошо, пойдем, — согласился Самуил.

Они спустились по лестнице, миновали вестибюль и только хотели открыть наружную дверь, как она сама отворилась.

Вошла дама, высокая, с жестким взглядом голубых глаз, с роскошными белокурыми волосами, прекрасная, сияющая, надменная.

Она опиралась на руку старика, чьи черты выдавали безнадежную посредственность; то был баденский посланник.

— Видишь! А все твои проволочки! — раздраженно прошипел Юлиус на ухо Самуилу.

Принцесса направилась прямо к Юлиусу:

— Что такое, господин граф? Вы уходите?

Он залепетал:

— Уже так поздно… Я думал, что вас задержали и вы не придете.

— А между тем я здесь. Вашу руку.

И, бесцеремонно оставив баденского посланника вместе с его рукой, она оперлась на руку Юлиуса. Потом, оглянувшись на старца, имевшего довольно жалкий вид, она промолвила:

— Вы позволите, не правда ли?

Юлиус бросил на Самуила взгляд жертвы, неохотно покорившейся своей участи.

— Так что, поднимемся наверх? — сказала принцесса.

— Сию минуту, сударыня, — отвечал Юлиус и, повернувшись к Самуилу, шепнул:

— Раз так, встретимся в полночь. Я присоединюсь к тебе.

И он об руку с принцессой стал подниматься по лестнице. Баденский посланник шел рядом с ними.

Поколебавшись с минуту, Самуил тоже решил вернуться.

На свой балкон он вышел в то же мгновение, когда принцесса с Юлиусом показались в посольской ложе.

Принцесса по обычаю красивых женщин, являющихся на представление во время действия, не преминула мимоходом опрокинуть несколько кресел. Тотчас вся публика повернулась в ее сторону, все лорнеты нацелились на эту даму, величавую, как Диана, с волосами, сверкающими, словно само солнце.

Олимпия, подобно остальным, тоже оглянулась.

Увидев Юлиуса рядом с этой женщиной, она побледнела и быстро поднесла свой букет к лицу, спеша скрыть охватившее ее смятение.

— Что с вами? — спросил лорд Драммонд, который только что вошел в ее ложу.

— Ничего, — отвечала она.

Заканчивался третий акт.

Не успел еще занавес опуститься, как она повернулась к лорду Драммонду:

— Вы соблаговолите предложить мне руку, чтобы проводить до кареты?

— Как? Вы хотите уехать, не дослушав до конца? — удивился англичанин.

— Да, мне это надоело. И потом, я себя чувствую немного усталой.

— Едемте, — сказал лорд Драммонд.

От Самуила не ускользнуло волнение Олимпии. Он бросился было к ней.

Но она уже была на лестнице, шла под руку с лордом Драммондом — торопливо, чуть ли не спасаясь бегством.

Увидев рядом с ней англичанина, Самуил не осмелился задержать ее, заговорить с ней. Однако следом за ними шел Гамба, к нему-то он и обратился:

— Синьоре нездоровится?

— О нет, синьор, — весело отозвался Гамба, — совсем наоборот! Она никогда не чувствовала себя лучше, потому что, когда лорд Драммонд на минуточку вышел, чтобы принести ее манто, она мне сказала: «Гамба, уложи за ночь наши вещи — завтра на рассвете мы едем в Венецию».

И Гамба степенно удалился, Самуил же остался стоять как громом пораженный.

«Ах ты, черт возьми! — говорил он себе. — За каким дьяволом мне теперь тащиться с ним на эту венту?

XV ОБЩЕСТВО КАРБОНАРИЕВ

Покидая Оперу в одиночестве, Самуил Гельб всерьез спрашивал себя, стоило ли посещать эту венту, не лучше ли было бы совсем не ходить туда.

Какой в этом теперь смысл? Есть куда более неотложные заботы. Непредвиденное известие, которое мимоходом сообщил ему этот дурень Гамба, спутало и нарушило все его планы.

Сейчас всего важнее было не Юлиуса взбодрить, а не упустить Олимпию.