Бог располагает!

— Друг мой, вы сегодня так грустны и серьезны, уж не заболели ли вы?

— Нет.

— Вас что-то заботит?

— Нет.

— Если вы сердитесь, что я не пришла сегодня до назначенного часа, почему вы не послали за мной? Я не торопилась, решив, что после ночи, проведенной в гостях, вам надобен отдых; моя леность объясняется только опасением вас разбудить.

— Я на вас не в претензии, — отвечал Самуил.

— Ну, так ешьте, говорите и не забудьте мне улыбнуться!

Не отвечая ей, Самуил повернулся к г-же Трихтер:

— А вы чего дожидаетесь? Не пора ли подать чай?

Госпожа Трихтер вышла и почти тотчас возвратилась с чайником и чашками.

— Вот и прекрасно, — сказал Самуил. — Мы больше не нуждаемся в ваших услугах.

Оставшись наедине с девушкой, Самуил тотчас грозно спросил:

— Фредерика, почему вы мне ни слова не сказали о некоем молодом человеке, явившемся сюда два дня назад?

Фредерика покраснела.

— И почему вы краснеете? — прибавил он.

— Ну как же, друг мой, — попыталось спасти положение дрожащее бедное дитя. — Я же упоминала, что, как раз когда вы отправились с визитом к господину графу фон Эбербаху, за вами прибыл молодой человек в посольском экипаже.

— Все так, но вы ни словом не обмолвились, что он задержался здесь и говорил с вами. Как он мог войти, когда я был в отъезде? Почему беседовал с вами, а не с госпожой Трихтер? И что он вам сказал?

Горечь и раздражение, прозвучавшие в голосе Самуила, смутили Фредерику еще более, чем суть его вопросов.

— Так ответьте же! — продолжал он. — Ах! Вас удивляет, что я об этом узнал?.. Но, видите ли, рано или поздно все тайное становится явным. Усвойте хорошенько: отныне и впредь вы не сможете ни пошевельнуться, ни выговорить хоть одно слово без того, чтобы я об этом не услышал. И не для того я взял на свою совесть заботы о душе моей подопечной, чтобы терпеливо взирать, как первый встречный заходит сюда, будто на рыночную площадь, и говорит о вас на людях, бахвалится знакомством с вами и тем самым компрометирует вас по своей прихоти!

— Компрометирует меня? — воскликнула бедная девушка. — Я не могу поверить, чтобы господин Лотарио…

— A-а, вам уже известно и имя этого господина! — гневно прервал ее Самуил.

— Да, он, естественно, сообщил мне свое имя, чтобы передать вам о его приходе. Друг мой, не надо преувеличивать размеры случившегося. Человек пришел, чтобы увидеть вас, вы только что ушли, и он задержался всего на несколько минут. Есть ли от чего гневаться? Да и что было мне делать? Я была здесь, когда он вошел, — так неужели мне следовало спасаться бегством? Такой поступок вовсе не скромен и походит на какую-то глупую выходку. Что ж, вы этого желаете от меня? Вы требуете, чтобы я сидела в своей комнате и не выходила из нее никогда? Тогда прикажите, я обязана вам всем, я подчинюсь. Хотя я и без того вижу не так уж много людей и, как мне кажется, веду достаточно уединенную жизнь.

— Здесь, увы, нет большой вашей заслуги, — возразил Самуил. — Если бы могли, вы бы ходили всюду, вам ведь нравятся празднества, вы полюбили бы балы, развлекались бы собственным кокетством. Дело тут не в недостатке желания, а просто в том, что не было случая.

— Но тогда в том, что я обхожусь без развлечений, — моя заслуга, и тем большая, что я делаю это охотно. А кокетство мое до сих пор ограничивалось уединенными беседами с госпожой Трихтер.

— И с господином Лотарио, — вставил Самуил.

— Вы изволите шутить? — воскликнула девушка.

— Отнюдь, — грозно отчеканил он. — Госпожа Трихтер не осмелилась скрыть от меня, что он оставался здесь более четверти часа. Не надобно так много времени, чтобы ответить: «Господина Самуила нет дома». Так о чем вы говорили с этим человеком более четверти часа?

— Ну, прежде всего, — отвечала Фредерика, — я говорила не с ним одним. Вместе с ним пришла…

Она запнулась, сообразив, что может выдать свою безымянную посетительницу, хотя обещала держать ее визиты в тайне.

— Кто еще? — спросил Самуил.

— Так… одна дама, она явилась поговорить о делах благотворительности и оставалась все время здесь же.

— Наверняка какая-нибудь сводня, — пробормотал сквозь зубы Самуил. — Однако, если вы чувствуете себя в полном смысле невиновной, — продолжал он громко, — тогда почему вы что-то мямлите и путаетесь в объяснениях, словно желаете солгать?

Но тут у ворот зазвенел колокольчик. В саду раздались чьи-то голоса, он выглянул в окно и, увидев Юлиуса, вошедшего под руку с Лотарио, в ярости обернулся к своей воспитаннице.

— Отправляйтесь в свою комнату, — повелел он тоном, не терпящим ослушания, — и ни под каким предлогом не покидайте ее без моего прямого указания. Вы поняли меня?

— Я повинуюсь, — со слезами на глазах ответила бедная девушка. — Но никогда раньше я не видела вас таким жестоким.

— Извольте, наконец, выйти! — повторил он, схватил Фредерику за руку, чуть ли не поволок ее в комнату и захлопнул за ней дверь.

Не успел он с этим управиться, как выходившая в сад дверь гостиной распахнулась.

— Чуть не опоздал, — вздохнул этот слывущий железным человек и, совершенно разбитый, ослабевший, рухнул на стул.