Ганс передал ему письмо и вышел.
— Письмо от дяди, — сказал Лотарио, пробежав глазами адрес. — И очень срочное. Вы позволите, сударыня? — он повернулся к Олимпии.
— А как же! Читайте скорее!
Лотарио сломал печать и стал читать.
XXIX
РАЗЪЯТАЯ ЛЮБОВЬ
Едва лишь бросив взгляд на письмо, Лотарио страшно побледнел. И все же он продолжал быстро пробегать взглядом роковые строки.
Но когда он дошел до конца, ему пришлось сесть, так как ноги не держали его, и он застыл, сжимая голову руками.
— Что еще стряслось?! — вскричала Олимпия.
— Вы можете прочесть, — сказал Лотарио.
И он протянул ей письмо.
Олимпия стала читать:
Олимпия, тоже ошеломленная, выронила лист бумаги из рук.
— Уже две недели прошли с тех пор как отправлено это письмо, — проговорила она так же мрачно, как Лотарио. — А граф фон Эбербах говорит, что женится через несколько дней.
— Мое письмо разминулось с его посланием! — горестно вскричал Лотарио.
— Значит, — спросила Олимпия, — та, кого вы любите, и есть эта самая Фредерика?
— Да, сударыня.
— Не правда ли, это та самая девушка, о которой говорили у лорда Драммонда? Воспитанница господина Самуила Гельба?
— Она самая, сударыня.
— Здесь должен быть замешан Самуил! — вскричала Олимпия.
И с внезапной решимостью она заявила:
— Не отчаивайтесь, Лотарио. Мы сейчас же отправляемся в Париж. Возможно, мы еще успеем. Впрочем, вы же писали графу фон Эбербаху о своем отъезде из Берлина, теперь он уже получил ваше письмо. Значит, не стоит беспокоиться. Ваш дядя любит вас. Доверьтесь мне. Если время еще есть — а Господь не допустит иного, — я обещаю вам все уладить.
— Да услышит вас Бог, сударыня.
— В Ландеке меня ожидает наемный экипаж. Сейчас мы отыщем моего брата, и в путь. Ну же, не медлите!
Лотарио только и захватил с собой, что шляпу и плащ, дал мимоходом несколько распоряжений слугам, удивленным и весьма обрадованным его столь поспешным отъездом, и они с Олимпией вышли, а вернее сказать, выбежали на дорогу, ведущую в Ландек.
Меньше чем за четверть часа они добрались до гостиницы.
Ее хозяин стоял на пороге.
— Я уезжаю, — объявила Олимпия. — Лошадей, живо! А где мой брат?
— Ваш брат ушел, сударыня, — отвечал хозяин гостиницы, удрученный внезапным отъездом постояльцев, которые по его расчетам должны были задержаться здесь подольше.
— Ох, как некстати! Он не говорил, куда направляется?
— Он вообще ничего не сказал, разложил вещи в комнате и сразу пустился со всех ног в сторону Эбербахского замка.
— В сторону замка? — повторила Олимпия. — А мы как раз оттуда! Пять фридрихсдоров тому, кто мне его отыщет раньше, чем за полчаса.
— Пять фридрихсдоров! — ахнул хозяин гостиницы, ослепленный подобной щедростью.
Он позвал не то троих, не то четверых детишек, игравших у порога:
— Эй, вы! Вы же торчали здесь, когда госпожа сюда приехала. Брата ее приметили?
— Красивый такой господин в зеленом жилете? — спросил один из мальчишек.
— И в красном галстуке! — подхватил другой.
— Верно.
— О, так я его точно видел! — вмешался третий. — В этом своем красном и зеленом он был ярче, чем попугай.
— Значит, вы бы его узнали, если он встретится вам?
— Еще бы!
— Что ж! Пару флоринов тому, кто его сюда приведет раньше, чем через полчаса.
Он не успел договорить, а они уже кинулись на поиски.
— Погодите, — удержала их Олимпия. — Здесь где-то должна быть одна женщина, которая пасет коз; ее зовут…
— Гретхен!