Бог после шести

Притворяшки меж тем разошлись. Они прыгали, визжали, танцевали, пели, декламировали, изображали сценки, лишенные, как всегда, намека на смысл и содержание. Хороводы и отдельные пары возникали и распадались мгновенно. Суеты, шума и грохота достало бы на сто человек. Вероятно, решил Виктор, притворяшки прошли специальную подготовку. Сам он вел себя с достоинством, прислушиваясь в основном к происходившим с ним внутренним превращениям. А перемены эти были и значительны и приятны. Витю уже не раздражали бестолковые декорации, которыми Худо загромоздил дачу, он даже нашел их забавными. Ему пришлось немного потанцевать неизвестно с кем, — под кучей тряпья установить личность партнера было невозможно. И все время его не покидало тревожное чувство, что во всех этих перегородках и занавесках скрыт определенный, не разгаданный им смысл. Линии и плоскости подсказывали направление. Какое? Куда? В поисках отгадки он шарил и шарил руками по разрисованным во все цвета радуги тканям.

— Мутите воду, в ней много карасей! — ревели притворяшки.

Выделялся визгливый голос Пуфа. От рева и воплей они охрипли, мужские и женские голоса теперь звучали почти неразличимо.

— Прошлого не было, не было, не было! И больше не будет!

— Вчера не было! И позавчера не было! И всего, что было, — не было!

— И завтра не будет! И послезавтра не будет! Ничего никогда и нигде не будет!

— Слава мгновению! Мгновение, стой!

И они затянули хором, нараспев, наподобие молитвенного плача:

— Миг! О миг! О мгновенье! Миг, миг, миг… Миг — ты бог! Божественный миг! Миг!

Вдруг сердце Виктора ёкнуло: он нашел, что искал. В углу спальной комнаты, накрытый простыней, стоял большой ящик, похожий на телевизор. Виктор твердо знал, что раньше здесь его не было. Наверняка это и есть главный сюрприз Худо, о котором говорила Таня. Тот самый многозначительный сюрприз.

Виктор потянул за край простыню. Он увидел сооружение странное, ни на что не похожее, даже смешное. Огромная черная граммофонная труба с раструбом в виде лепестка втыкалась в ящичок, напоминавший кофейную мельницу. От мельницы шли медные и алюминиевые проводочки к большому пластиковому экрану, где они соединялись меж собой на замысловатом радиоплато. Были в этом сооружении еще какие-то странные предметы вроде золотого солнечного диска и статуи Будды. И это, подумал Виктор, худовский сюрприз?.. В конце вечера Худо покажет свой шедевр, и все притворяшки завоют от восторга. Ну их к черту!.. Худо этот, продолжал думать Виктор, самый что ни на есть неудачник. Художник из него не получился, ничего не получилось, вышел человечек ни то ни сё. Зря он, Виктор, разрешил ему дачу загадить. И Танька тоже хороша: втравила его в компанию недоумков и довольна. Он припомнит ей это, при случае…

Его вдруг поразила мысль о Люсе. Пока никого нет, — ласковая и близкая, а в обществе едва признается, что знакома. Может, она обиделась и теперь показывает ему свой норов? Или рядом с притворяшками должна держать фасон? Показывать свои медиумические способности? Тоже мне богородица с Верхней Масловки! В ее криках и воплях есть что-то истерическое. Но, с другой стороны, ехали они в электричке очень дружески. Да и шли сюда как свои люди. А, вот в чем причина: там была Танька! Люська при ней сдерживалась и виду не подавала, а сейчас разошлась: на, мол, тебе, гляди, как меня здесь уважают.

Потом Виктор очень четко вспоминал это мгновение.

Он фыркнул и тут же решил сходить на кухню. Судьба утки в большой эмалированной кастрюле не давала ему покоя. Утка и джин — это самые светлые пятна на нынешнем вечере, решил он. И вдруг услышал:

— Разыскал-таки, бродяга! Проворен, Солдат, настырен! Въедлив, Солдат, пролазлив! Пробойный, Солдат, молоток!

Они все уже были здесь. Но какими странными и чужими они ему показались! Он не узнал их. Не узнал и даже слегка растерялся. Они как бы уменьшились в росте, растворились в своих тряпках, ярких одеждах. На всех — маски, парики, рога, очки, серьги до плеч, кольца в носу. Чего только они не нацепили на свои бестолковые головы! Каких только ярчайших тканей не обернули вокруг себя! И, перерядившись, действительно исчезли. Где Худо, где Пуф, где Люська, где Таня? Виктор рассеянно рассматривал их, пытаясь отыскать знакомые черты. Но тщетно: все были одинаковы, все были схожи в своем бесформенном однообразии, даже ростом вроде бы сравнялись.

И вдруг:

— Шш! Тс-с! Шш…

Шипение шло из граммофонной трубы, и притворяшки быстро покорились ему. Они мгновенно стихли. Кто-то пополз по полу.

— Тихо! — сказал аппарат. — Очень тихо. Совсем тихо.

Вряд ли тишина могла быть более полной: Виктор явственно различал собственное прерывающееся дыхание.

— Перед вами аппарат необычайный. Единственный. Уникальный.

— О-о, уникальный, необычайный! — тихонько застонали притворяшки.

— Да, — сказал аппарат. — Перед вами аппарат для криков в бездну. Для криков в бездну, — повторила труба. — Каждый из вас имеет право крикнуть в бездну и получить ответ. Каждый. Но что вам ответит бездна?