И так погрузившись в испарявшиеся с тетрадного листа краски, звуки и запахи, забыла, где она, зачем она в этом кабинете, а Б. О. тем временем тоже достал одну из тетрадей, уселся к бюро и медленно листал страницу за страницей.
— Черт!
Произнесено было тихо, почти шепотом, тем не менее реплика долетела до ее слуха.
— Что? — очнулась она.
В кабинете висела давящая тишина, разбавленная приглушенным, напоминавшим подскакивающий бег сухих горошин, дробным звуком, — Б. О. сосредоточенно барабанил пальцами по столу. Записями было заполнено листов десять. Он перевернул последнюю страницу. В правом верхнем углу проставлена дата.
Тот день, когда сгорел в доме ее Митя. Старик не изменил своей привычке и очень подробно, тщательно описал день. И тех, кто под вечер приехал к соседу по даче на джипе, тоже.
— Эскорт большого человека, — прошептал Б. О.
— Что? — оторвалась Бася от чтения. — Что ты сказал?
— Ничего, — отрицательно мотнул головой Б. О. и незаметно сунул тетрадку за пазуху.
4. Четверо в масках и с пистолетами
Игнатий некоторое время рассматривал открывавшийся за окном офиса городской вид, достаточно унылый (бензоколонка, изгиб трамвайных путей, обнесенная металлической сеткой стоянка), потом перевел взгляд на своего юного ординарца по особым поручениям, который застыл в дверях кабинета и рыбьими своими, холодными, остановившимися глазами уперся в девственно чистую малахитовую пепельницу на столе шефа.
— Мы их засекли, — пояснил он причину своего визита.
— Кого их?
— Женщину. Но она не одна. С ней человек лет тридцати пяти.
— Кто такой?
Ординарец медленно моргнул и пожал плечами.
— У меня к вам просьба, молодой человек.
— Да, Игнатий Петрович.
— Вы меня очень обяжете, если не будете смотреть мне в глаза. Во-первых, от вашего рыбьего взгляда у меня почему-то начинает холодеть кровь в жилах…
— А во-вторых?
— Во-вторых, в ваших глазах написано слишком уж откровенное презрение к христианским заповедям.
Молодой человек отвернулся и уставился в окно.
— Где вы их засекли?
— На даче. Там не все сгорело, осталась баня. Огонь ее не тронул. Она стоит на краю участка.
— На да-а-аче, — с неопределенной интонацией протянул Игнатий. — Мне это не нравится. За каким чертом ее туда понесло?
Молодой человек опустил глаза в пол:
— Собственно, этот визит организовал я.
— Что-о-о? — чуть подался вперед Игнатий.
— Вы же сами просили отыскать ее… Я подъехал в дачный кооператив и убедил его председателя, что участок пора расчищать от мусора. Он и отыскал женщину.
— Толково, — поощрительно кивнул Игнатий. — И где она пряталась?
— Она не пряталась. Жила в квартире матери. Мы просто упустили из виду, что она может находиться там.
— Ну-ну. Присмотрите за этой парочкой. И при случае загляните в квартиру мужа — ту, что на Сретенке. Она ведь там не появлялась с тех пор, как пропала?
— Присмотрим. Я уже посадил там поблизости наших ребят. — Помощник повернулся на каблуках и двинулся к выходу из кабинета.
— Молодой человек! — окликнул его Игнатий Петрович. — Я не понял: что значит — поблизости? Они что, на лестнице караулят?
— За кого вы меня принимаете? — пожал плечами молодой человек. — Трое ребят, как положено, несут в течение двенадцати часов вахту, наблюдая за подъездом. А трое их сменщиков тем временем отдыхают. Через двенадцать часов они меняются.
— А что, нормальный график, — улыбнулся шеф. — А где отдыхает свободная смена?
Ординарец растянул губы в прохладной улыбке:
— Там недалеко есть подпольный бордель.
— Ух! — протяжно выдохнул Игнатий- Прямо камень с души…
— Не понял, — приподнял жидкие брови молодой человек.
— Я же говорю, у ребят нормальный график труда, — пояснил Игнатий. — Стало быть, у них нет повода подавать на нас жалобу в профсоюз… Ну все, идите.
Игнатий вернул взгляд к окну. Заправщики лакали пиво и заедали его воблой. Один из них, круглолицый парень с узким азиатским разрезом глаз, сосредоточенно ковырял чем-то в зубах. Бросив свое занятие, азиат потянулся к бутылке, глотнул, прополоскал рот. Судя по тому, как он двигал туда-сюда нижней челюстью, пивное полоскание не пошло на пользу. Он отломал от скелета воблы тонкую изогнутую реберную кость и опять полез в рот.
Игнатий бросил прощальный взгляд на любителей пива и расхохотался:
— Голь на выдумки хитра!
— Зачем мы здесь?
Всю обратную дорогу она дремала, свернувшись калачиком на заднем сиденье, убаюкиваемая колыбельным покачиванием автомобиля, мерным гулом дороги, шорохом шин. Отсутствие этих примет движения заставило ее приоткрыть глаза. Машина стояла. Было тихо, только шелестел по крыше мелкий дождь и с отвратительно скользким звуком ерзали щетки дворников по стеклу.
Глядя снизу вверх, она видела грубо отесанный гранитный камень облицовки края витрины — этого было достаточно, чтобы догадаться, где именно они остановились: слишком хорошо все знакомо в этом переулке, убегавшем от Сретенки в глубь квартала… Витрина обувного магазина в угловом семиэтажном доме с высокими узкими окнами, дальше булочная, потом аптека и еще один серый дом, родной брат углового.