Бог одержимых

А вот и купола газовоза проклюнулись, выступили из-за контуров плавучего завода. Вымпел метеобудки трепетно тянулся вслед турбоходу, и Маша была согласна с ним. Ей тоже хотелось оказаться на "Рудольфе". Сутки перехода и средиземка: чистое небо, синее море, жёлтый песок пляжа… а мрачное ядовитое облако, окутывающее насосную — лишь кошмарный сон её непростого замужества.

Она недовольно покосилась на горевшие зелёным индикаторы состояния окружающей среды. Почему Малик не останавливается? Хотя бы снять респиратор, подставить лицо ветру.

Но Ибрагим упрямо гнал катер всё дальше и дальше. Форштевень в бисер дробил редкие покатые волны. Водяная пыль радугой цвела в воздухе. Но когда станция и газовоз скрылись за горизонтом, Малик заглушил двигатель. Катер, замедляя ход, проплыл ещё метров двадцать. Ударная волна догнала яхту, заметно её качнула и ушла вперёд, быстро растворяясь в неспешном волнении спокойного моря.

— Сначала ты, милая, — Ибрагим кивнул на воду.

Мария спустилась на нижнюю палубу и куклой вывалилась за борт, но в глубину не пошла, — так и осталась на поверхности. Вода приятно обжимала тело. Предчувствие скорой близости к солнцу наполняло её радостью. Сполоснув на себе одежду, она подплыла к корме катера и схватилась за поручни. Едва взобралась на борт, в воду прыгнул Ибрагим.

Когда он вылез, Маша уже сняла комбинезон, но надевать купальник не стала: так, нагишом, придерживая грудь, и прыгнула с борта. Ибрагим покачал головой. Чего в его жесте было больше: осуждения ребячества жены или восхищения её непосредственностью, он и сам не знал. Но, раздевшись, плавки надевать тоже не стал.

Он бросил шланг за борт, включил помпу и морской водой тщательно обработал поверхности катера: от мостика до нижней палубы. Потом натянул тент над спардеком и развесил комбинезоны для просушки. Принюхался: обычный морской воздух. Впрочем, после насосной станции по переработке сероводорода — морской воздух "обычным" быть не может. Только восхитительным, прекрасным, чудесным… пахло влагой, йодом и молодостью.

А когда Мириам вдоволь накупается, будет пахнуть её кожей и желанием.

И ничто не помешает ему насладиться и первым, и вторым…

Малик смотал шланг на барабан, и, оперевшись о поручень, глянул вниз, на воду. Мария занималась излюбленным делом: подныривала под килем катера, оказываясь то по одному, то по другому борту. Вода была чистой и прозрачной. Было приятно смотреть, как трепещут мышцы на ладном, загорелом теле супруги.

— Ты всё-таки осторожнее, — крикнул он жене, когда она вынырнула с его стороны.

Мария остановилась, убрала пряди волос с лица и прислушалась.

— Я говорю, осторожнее, — обычным голосом повторил Ибрагим. — Ещё соблазнишь морское чудище, и оно поднимется со своими необоснованными претензиями…

— Все "чудища" от нашей химии давно за Босфор ушли, — возразила Маша. — Давай ко мне…

— Боюсь, не смогу удержаться от необоснованных претензий.

— А ты не удерживайся. Мне твои претензии в удовольствие. И с чего это они "необоснованные"?

— А то ты не знаешь…

Мария заплыла за корму, и ему пришлось спуститься со спардека, чтобы увидеть жену. Она положила руку на ступеньку, легла на воду боком и подняла к нему лицо:

— Насколько я помню, было условие…

Чувствуя понятное возбуждение, Ибрагим охотно подтвердил:

— Отец признает тебя, если ты родишь сына.

— А если девочка?

— Без оглан халвасы старый Рифат тебя не примет.

— Пока мне достаточно, что меня принял ты. А ваши обычаи у меня вот где… — она свободной рукой звонко шлёпнула себя по ягодице.

— Тогда не будем мешкать, — сказал Малик, поддаваясь гипнозу её форм и движений, — и немедленно приступим к добыче маленьких ибрагимчиков. Жена должна угадывать мысли и желания супруга.

Мария рассмеялась.

— Вот! Теперь смешно! По-настоящему. Милый, когда я без купальника, твои мысли угадать не сложно. А когда ты без плавок, твои желания очевидны!

— Иди ко мне, женщина, — теряя терпение, рявкнул Ибрагим. — Твой мужчина решил высечь из тебя искру жизни!

Она легко поднялась на борт, и они любили друг друга.

…

А потом Ибрагим, погладив кольцо индикатора зачатия, пожаловался:

— Всё равно белое!

Мария в сладкой истоме подняла руку и присмотрелась к кольцу:

— Не всё сразу, милый. Чтоб индикатору уловить движение бластоцисты, должны пройти хотя бы сутки. Но можем повторить… контрольный выстрел. Как ты?

— Негодница! — нисколько не злясь, загремел Ибрагим. — Кто позволил тебе бесстыжие речи?!

— Законы твоих предков, дорогой, — со всем возможным смирением ответила Маша. — Впрочем, мне нравится. И если для признания прав жены требуется сын, будем делать сына!

Она поднялась на колени, опустилась грудью на палубу и, целуя кольцо, громко зашептала:

— Колечко, колечко, спаси моё сердечко, стань, как небо, синим, а нас порадуй сыном.

— В-вах! — выдохнул Ибрагим, глядя на фигуру жены.

— Что именно "в-вах", дорогой? — невинно спросила Маша, игриво оборачиваясь к нему. — Магия или моя ноги?

— Ноги? — уточнил Ибрагим, вновь чувствуя приятное напряжение. — А если просят дочь, то с чем рифмуют "розовый"?