Бог неудачников

– Какую еще пастушку? – Огласил я комнату громким зевком.

– Ну, ту, что я здесь застал.

– Это ты про Айгуль, что ли? – не сразу сообразил я. – А где она?

– Пять минут назад упорхнула, – доложил Славка, – а перед этим вымыла плиту.

– Вымыла? Надо же! – я задумчиво уставился в потолок. – Сколько ж я проспал?

– Не знаю, сколько ты проспал, – проворчал Славка, – но эту твою Айгуль я вижу в первый раз. Колись, кто она такая.

– Да просто девчонка из супермаркета, – мне было лень интриговать, – попросил с Псиной погулять, раз ты не можешь.

– А заодно помыть плиту, – съязвил – не удержался Славка.

– Нет, плита – это уже ее инициатива.

– Ну-ну, а то бывали у нас тут уже такие инициативные! – хмыкнул Славка, явно намекая на Гандзю. Уж чья бы мычала!

На следующий день с Псиной гулял Славка, а послезавтра мне стало получше, и я уже подумывал о том, чтобы нарушить постельный режим, когда она появилась снова. Я имею в виду Айгуль. Вошла, разулась, несмотря на мои возражения, водрузила на тумбочку пакет с продуктами и обняла радостно вихляющую крупом Псину. Признаться, я был не прочь завихляться с ней в унисон, лишь бы мне достались те же милости, но ограничился сдержанной похвалой:

– Молодец. Не боишься навещать малознакомых умирающих покупателей.

– Почему малознакомых? – возразила она. – Вы – писатель. Вас по телевизору показывали.

Я прикусил язык. Вот, значит, как она приходит, эта капризная барышня слава! Можно сказать, нежданно и впопыхах, попробуй тут подготовься. К тому же не одна, а с целым ворохом проблем, как в моем случае. Изволь теперь доказывать, что ты не злостный алиментщик!

– Э-э-э!.. – я схватился за свое сиплое горло. – Только сразу вношу ясность: никаких детей я не бросал, и те двое, из телевизора, не имеют ко мне никакого отношения. Короче, это просто пиар.

– Я знаю, – тихо откликнулась Айгуль.

– Откуда? – подивился я.

– Да кто ж этого не знает? – улыбнулась девчонка. – Обычный трюк!

Да-а, слышал бы ее Захаров, то-то расстроился бы, бедняга! Зритель, по всему, пошел искушенный, на мякине не купишь. Тем смешнее, что сам я почти повелся! Интересно, а тетки в студии, которые готовы были меня разорвать, они-то как же? Вдруг они тоже заранее все знали и просто озвучивали текст, который им всучил Захаров? Тогда это был театр для одного зрителя, в моем лице. Последнего из неискушенных.

– Ну что, мы пойдем погуляем? – Айгуль потянулась за висящим на вешалке поводком, чем вызвала приступ восторга у Псины. И зачем только разувалась, спрашивается?

Они ушли, а я доплелся до окна, чтобы посмотреть им вслед, и, умиротворенный, завалился на диван. Потом мне вспомнилось, что Кирилл мне так и не позвонил, хотя обещал, но думать об этом не хотелось. В конце концов, разве болезнь – не достаточно уважительная причина для того, чтобы хотя бы на время забыть о собственном ничтожестве?

В итоге я провалялся еще неделю, сладостно осознавая, как это, в сущности, приятно – быть больным, когда за тобой ухаживают, исполняют твои желания, сочувствуют и жалеют. С каждым днем я получал от своего поначалу незавидного положения все больше удовольствия. Будь моя воля, так бы и проболел всю жизнь. Пока я беззаботно пролеживал диван, Айгуль выгуливала Псину, приносила продукты и готовила мне еду. Ну что еще нужно для счастья, спрашивается? Понятно, что Славка мне из-за этого ужасно завидовал и всячески норовил испортить обедню.

–Ты смотри, не слишком-то увлекайся, – ухмылялся он, просовываясь ко мне в комнату, – а то войдешь в роль, потом хрен выйдешь. У меня была одна знакомая научная пара, оба кандидаты наук. Казалось бы, умные люди со степенями, а все никак не могли определиться, кто из них слабее здоровьем. Он считал, что он, она – что она, уступать, как водится, никто не хотел, а в результате распалась крепкая семейная ячейка.

Вместо ответа я нащупывал рукой под диваном один из своих растоптанных тапок – все равно какой, правый или левый – и молча в него швырял, но этот гад всякий раз успевал захлопнуть дверь раньше, чем оружие возмездия достигало намеченной цели.

А Кирилл все не звонил и не звонил, да и я, уже полностью выздоровев, не обнаружил в себе прежнего желания биться в рефлексиях, как умирающий в конвульсиях. Потому и отсутствие вестей о дальнейшей судьбе своего многострадального романа воспринял чуть ли не как божественный промысел. Во мне крепло убеждение, что, получив от меня переделанную рукопись, мой издатель наконец убедился в собственном безумии и счел за лучшее затаиться. Однако спустя неделю мне на карточку вдруг «капнули» денежки, в размере, предусмотренным договором. Из чего сам собой напрашивался вывод, что новый вариант романа Кирилла вполне устроил, но во мне ничто не шелохнулось. Решив, что в этой истории от меня, по сути, больше ничего не зависит, я окончательно из нее самоустранился.