Бог не Желает (ЛП)

Лишь одни врата ведут в смерть
И бесчисленные - из смерти
Лишь одни врата ведут в жизнь
И бесчисленные - из жизни

Но один только путь у жизни твоей
Он приводит и он же уводит
Каждый шаг выбирай хоть тысячу раз
Но шагнешь - и выбора нет

Этим утром по небу летели семь птиц
Как единая слитная стая
Но я думал: у каждой свое оперенье
И по-разному движутся крылья
Пусть отличий немного, но вот же они
Никогда и ни в чем нет единства

"В век упрощений". Рыбак Кел Тат, из Старших

Рент спал глубоко, беспробудно - пока что-то не ударило его изнутри, яростно, будто разряд молнии в основание черепа - при том не сумев разбудить. Нет, он понял, что лежит в груде мехов, на земле у границы обширного лагеря Теблоров и союзников, и всё это - угасающие костры, фигуры стоящие и движущиеся в ночи - в любой детали было подобным тому, что он оставил засыпая. Сон - если это было сном - отличался лишь одним: он пытался пошевелиться, но руки и ноги стали свинцовыми, он пытался ползти прочь от того, что его ударило.

Даже крик превратился в утробный стон. Слова текли пьяно и бессвязно.

Невозможно было понять, долго ли он боролся, продвигаясь пядь за пядью. Его тело было незнакомым... нет, это тело он знал раньше. Он стал малышом лет семи. И полз к маме, хотя ее не видел. Был страх, но отдаленный и глухой.

Через вечное мгновение он проснулся снова, поняв, что лежит под мехами, что никуда не ползет и никуда не отполз. Темнота вокруг казалась безумной, полной хаотических лучей почти-света. Дрожь пронизала его, дрожь последнего воспоминания о сне со всеми его нелепостями.

Рент перевернулся набок, всматриваясь в странно озаренную ночь. Вспомнил закат прошлого дня, когда оказался в Великой Армии Элейда Тароса. Когда его окружило множество воинов-Теблоров. Обнаженные чувства - гнев, горе и смущение - снова охватили его. Толпы саэмдов, со злорадными криками окруживших Говера и Нилгхана, размахивая оружием. Лесные дикари, сновавшие у всех под ногами подобно шавкам. Могучий рев, ответ на известие о поимке злосчастного следопыта Дамиска.

Рент ощутил себя маленьким, ничего не значащим. Ощутил, будто снова тонет в озере. Но ничья рука не тянется сверху, суля помощь. Все эти воины, все эти люди и псы крупные и мелкие, все эти шатры и юрты, звуки и запахи - он был ошеломлен.

Когда воевода Элейд Тарос встал подле него и заговорил, Рент ничего не понял. Язык был теблорским, среди его родичей лишь Делас Фана и Тониз Агра могли разговаривать с ним на понятном наречии, но им не позволили говорить и даже переводить, ведь встреча гостей была обязанностью вождя.

Тон Элейда Тароса был дерзким, резким, презрительным. Многие его слова вызывали хохот в толпе, недовольство Тониз Агры и черную ярость Делас Фаны. Рент понимал, что его унижают - такое случалось и раньше, много раз в Серебряном Озере. Не нужно было знать слов, чтобы понять настроение. Он понял также, что Элейд лицедействует. Много раз слышалось имя Карсы Орлонга, произносимое тоном презрения и с жестами пренебрежения.

Воевода приветствовал Делас Фану без всякого энтузиазма, тут же чего-то потребовав, на что женщина фыркнула и сердито отвернулась. Воевода не ответил на оскорбление гневом. Нет, он усмехнулся и пожал плечами. В дальнейшем он словно не видел Делас.

Третья сестра, о которой говорили Делас и Тониз - Сетал - ничуть на них не походила. Бледная и рыжеволосая, она казалась едва ли ниже Рента. Воссоединение после кратких объятий переросло в жаркий приглушенный спор. Когда Сетал наконец обернулась к Ренту, он понял, что глаз более синих не видел. Синих, как лед в Озере. Она хотела подойти, но Тони Агра удержала ее за руку.

Этот жест родил в Ренте разочарование. В тот миг он предпочел бы не оставаться один. Даже Говер и Нилгхан были заняты. Воины сновали повсюду, острия копий жидко блестели на уходящим солнце, отбрасывая алые и золотые пятна. Жеккам неслись угрозы, в основном от саэмдов: рычание и вопли, и танцы, имитирующие убийство дичи. Каждый раз, когда Говер и Нилгхан пытались подойти к Ренту, их оттесняли; Рент видел, что терпение владыки Черных Жекков истончается.

Дело могло кончиться плохо; но тут притащили Дамиска.

Лежа в мехах под бледнеющим небом, Рент ощущал слезы в глазах. Он мог бы сразиться за друга. Мог бы сразить Элейда Тароса, отмстив за все непонятные оскорбления. Тут его не приветили как родного. Никаких отличий от Серебряного Озера, от лет жизни рядом с людьми. Он устал, устал быть диковиной, годной лишь для насмешек.