Бог не Желает (ЛП)

Было бесполезно хранить воспоминания о девочке, которой она была. Каждое лишь подчеркивало, кем она стала. Однако они жили, ни к чему не привязанные. Она пришла к убеждению, что это неспроста. Каждая невинная сцена существует в разуме, чтобы быть опороченной, и ее судьба - следить, как яд снова и снова побеждает.

Гадина шевелилась. Она сидела на чердаке, в комнате сына, и смотрела в тусклое окно. Дождливые дни были лучше. Вода пожирала дали, делала всё серым и синим. Мало кто ходил по грязным улицам. Дымы из труб скорее размазывались по стенам, нежели летели ввысь. Внешний мир имел обыкновение исчезать за тяжелыми стенами мощного ливня с озера.

Первый мужчина придет к закату. Принесет еды и немного монет. Они все несли еду, ведь ей трудно было покидать дом, выходить к ненавидящим ее горожанам, особенно женщинам.

Обрывочность была свойственна лишь воспоминаниям о жизни до масла. Все последовавшее горело в рассудке с жестокой четкостью. Кровяное масло впиталось в нервы, обострив чувства и казалось, нет предела впечатлениям, врезающимся в память. Каждый вопль отвращения и экстаза, что срывался с губ, и теперь отзывается эхом; каждая конвульсия и сейчас колеблет плоть. Нескончаемые отзвуки и волны. Она сочла это своей судьбой, из сегодня в завтра, долгая череда - пока старость не схватит ее, пока никто не захочет ей владеть. А тогда? Ну, лишь безумие.

Но сегодня что-то изменилось. Одно воспоминание смяло остальные, воспоминание, как бы не стираемое алым пятном. Его края были острыми и четкими, и льнуть к нему, почти как к любовнику... это казалось ей чем-то новым и не испытанным.

Она сможет побороть кровяное масло. Сможет плюнуть в пасть гадине. Вот что означало это воспоминание. Свободу.

Серлис поняла, что улыбается, и это выражение посещало ее лицо все чаще, каждый день и каждую ночь после...

Судорога пробежала по телу. Этому воспоминанию предшествовали иные, ужасные. Пропасть отверженности не имеет дна: ты падаешь ниже, и ниже, и ниже. Но и этого она сможет избежать. Теперь есть средство.

Еще улыбаясь, Серлис подняла руку и легонько провела ногтем поперек горла.

Там, где недавно провела тонкую линию железным ножом.

Стук в дверь прозвучал неправильно. Серлис узнавала стуки всех гостей. Она спустилась с чердака, налила чай в глиняную чашку и села за стол, поверхность изрезана годами безумного царапанья ногтями. Нож ждал ее - заново наточенный, под рукой.

Стук повторился - само по себе необычно. Ее гости всегда входили, лишь раз натрудив костяшки. Серлис помедлила, думая, должна ли она встать и открыть. Но лишь сказала: - Входи.

Змея внутри шевелилась и шевелилась. Она ощущала ее раздвоенный язык, и всюду, где тот касался, рождался жар.

Дверь раскрылась, вошли трое под плащами. Солдаты. Она уже гадала, когда появится первый. Но трое? Вошедший первым отряхнул капли с плаща и стащил капюшон.

Что-то заставило Серлис задрожать.

За его спиной капюшоны опустились, явив двух женщин. Более высокая кивнула и сказала: - Почти все женщины дрожат, впервые видя Бенжера.

- Я до сих пор, - сказала вторая, с лицом широким и бледным, но странно чувственным. - Просто научилась скрывать. Знаешь, кашляя. Рыгая. Всё такое.

- Не слушай их, - проговорил мужчина. - Это лишь пример женщин, которых тебе не нужно бояться и ненавидеть. Чтобы было спокойнее.

Гадина извивалась, то ли в отвращении, то ли в гневе.

- Хочешь, чтобы они смотрели? - спросила она.

- Пусть делают что хотят, - как будто смутился мужчина. - Тебе нужно говорить со мной.

- Говорить?

Высокая фыркнула, шумно шагнув к горшку с отваром. - Это чай? Пахнет как чай. Могу? Бенжер такой, видишь ли. Туповат, но местами.

- Почти везде, - поправила вторая женщина. - И мне налей, Дичка. Или решила возвести грубость на новый уровень? - Она начала снимать пончо. - Тут жарко. Тут жарко?

- Я Бенжер, - сказала мужчина. Его одеяние отличалось от других застежками спереди, он начал их расстегивать. - Мы морские пехотинцы, Четырнадцатый легион. Чай наливает Водичка, а та, что отреагировала на твое масло - Аникс Фро. - На его лбу показался пот. - И она не одинока, боги подлые. - Он шлепнул себя по щекам и встряхнулся, словно собака под дождем, сложил руки и подвинул кресло напротив Серлис. Сел, тяжко вздохнув. - Сосредоточиться будет трудно.

- Чего вам нужно? - спросила Серлис у них, перебегая взглядом, пока не уставилась на одного Бенжера.

Водичка стояла с двумя чашками в руках, хмурясь на мужчину. - В большом кресле ты сидишь, Бенжер. Но низком. В таком будет удобно медведю.

- Это сына, - сказала Серлис.

Повисла тишина, женщины обменивались непонятными для Серлис взглядами. Бенжер кашлянул. - Вот и проблема. Одна из них. Он здесь?

Потоки боли, ужаса и чувства вины охватили Серлис. Она отвернулась. - Ушел. Я услала его.

- В город?

Она покачала головой.

- Сколько ему сейчас?

Она не глядела в глаза Бенжера. Взор его был слишком цепким, но не как у желающих кровяного масла. Она подняла глаза на Водичку. Одна бровь медленно поползла вверх, женщина подмигнула. Серлис снова отвернулась. - У меня дела...