Бог не проходит мимо

Отец Николай сидел в темноте, подперев голову ладонью, недопитый чай давно остыл. Две слезы покатились по морщинистым щекам и затерялись где-то в бороде. Воспоминания о прожитом полностью захватили его, сменялись картины прошлого. Вот его рукоположение: его выводят на амвон, и он видит ее лицо, глаза, полные слез, а потом он — молодой священник, службы, требы, людское горе, и она всегда рядом, на клиросе, на приходе, тихая и немногословная. Сколько она молилась о ниспослании ей детей, сколько скорбела! А вот уже Софья — угасающая и уходящая. Она ушла от него в мир иной так же тихо, как и жила. Он даже не сразу понял, что ее больше нет, так привык к ее незаметному присутствию.

Наконец отец Николай заставил себя встать, зажег настольную лампу, поправил потухшую было лампадку и надел старенькую требную епитрахиль, собираясь читать священническое правило перед причастием.

В этот момент в дверь тихо постучали.

Отец Николай прекратил читать, прислушался. Тихо. Подумал, что показалось, но тут постучали вновь, громче и настойчивее.

Отец Николай отложил молитвенник и, тяжело вздохнув, пошаркал к двери.

— Хто тама?

— Откройте, мне надо с вами поговорить.

— Дюже поздно, завтра балакать приходьте, — ответил отец Николай как можно жестче.

Последние годы в предгорных станицах было неспокойно, то и дело устраивали бандитские вылазки радикальные исламисты, которых поддерживало мусульманское население. В советское время мусульман в станице почти не было, кроме нескольких черкесских семей. Да и те жили всегда дружно.

После чеченских событий мусульман появилось много. На соседней улице построили мечеть с минаретом и ядовито-зеленой подсветкой. Появился важного вида мула, который, как говаривали, учился где-то за границей. Месяц назад на здании местного дома культуры появилась провокационная надпись: Аллах над нами, крест под нами. Надпись очень долго не решались закрасить, пока не вмешался глава администрации и не счел надпись оскорбительной для русского населения.

В соседней станице два года назад боевики похитили местного священника отца Михаила и увезли в неизвестном направлении. Батюшку не нашли. Так и жили. В такой ситуации открывать незнакомцу, да еще ночью, было более чем легкомысленно.

— Мне очень надо с вами поговорить, это срочно, — отозвался незнакомец.

— Кака така надобность? Вот завтра с утречка, после службы и заходьте у храм, а сегодня дюже поздно, — стараясь еще более грубо ответить, произнес отец Николай.

— Это вопрос жизни и смерти, меня завтра здесь не будет, — почти так же резко ответил незнакомец.

Лоб отца Николая покрылся испариной, разговор его изрядно утомил, в душе он чувствовал, что надо открывать. Отец Николай перекрестился, произнеся Иисусову молитву. Будь что будет, может, и правда важно. Священник не имеет права отказывать страждущему.

Отец Николай повозился с замками и защелками, распахнул дверь и остолбенел, увидев стоящего человека. Это был самый настоящий бандит: черные волосы, черная борода, горящие черные глаза, камуфляжная форма, автомат за спиной. Первое его желание было захлопнуть дверь, он даже попытался сделать это, но проворный незнакомец уже придерживал дверь рукой и носком ботинка.

«Вот и мой конец», — подумал было отец Николай и приготовился к худшему, положившись на волю Божию.

Незнакомец уловил настроение священника и, подняв ладони вверх, поспешил его успокоить.

— Не бойтесь, мне нужно с вами только поговорить, и я уйду.

— Шо за нужда така посредь ночи? Ну проходи у хату, мил человек, коли с добром, только оружие свое здесь оставь. А коль не с добром, так мне бояться нечего. Я стар и свое уже пожил, на все воля Божия, — и отец Николай, еле держась на ватных ногах, пошаркал в глубь комнаты.

— Сидай, говори, с чем пожаловал, а то дюже поздно.

Незнакомец уселся на скрипучий стул, быстро осмотрелся.

— Я убил человека.

Отец Николай усмехнулся.

— У тебя на роже написано, что убил, и не одного, шо, совесть замучила?

Незнакомец не отреагировал на едкое замечание.

Отец Николай был почти уверен, что бандит пожаловал не с добром и что сегодня ночью скорее всего священник станет следующей его жертвой. Или что ему предложат нечто неблаговидное и, отказавшись, он подпишет себе смертный приговор.

«Ну что ж, — подумал отец Николай, — значит, так суждено».

— Меня зовут Ахмет, — повисла пауза, словно собеседники собирались с мыслями, как для поединка.

Ахмет никогда в жизни не разговаривал с православными священниками, а уж тем более вот так — близко и с глазу на глаз. Он понимал, почему этот седовласый старик относится к нему как к врагу. А как к нему еще относиться?

— Вот, — произнес Ахмет, доставая из нагрудного кармана изрядно потрепанную книжицу, — Завет вашего Бога, Инжиль.

Отец Николай изумленно посмотрел на пришельца.

— Откуда это у тебя, с убитого? Это не отца Михаила из Алексеевской?