Настя щелкнула пультом и выключила телевизор. Последнее время она так расстраивалась от подобных новостей, что старалась включать телевизор все реже. То взрывают, то убивают, то самолеты падают, ураганы, наводнения. Ее психика не выдерживала такого потока негативной информации. А тут еще новость о беременности - сразу появилось желание оберегать себя от всего, что может принести хоть какой-то вред ребенку.
Проснулись дети, с топотом ворвались на кухню, стали просить поставить им мультики.
- Так, никаких мультиков, сначала пьем кефир, потом идем рисовать, - Настя пыталась изображать строгую маму, воспитывающую детей, но мысли ее сегодня были далеко от них.
- Кефил только с печеньем, - пропищала Вера.
- Хорошо, с печеньем, - ответила Настя, доставая из шкафчика пачку «Юбилейного».
Почему-то из храма муж приносил почти всегда «Юбилейное». Вера залпом выпила кефир, мгновенно проглотив печенье и сильно накрошив на столе. Сима кефир не любила и сидела со страдающим видом, ожидая, что мама разрешит съесть печенье без него.
«Наверное, придется их посадить смотреть мультики, - думала Настя, вытирая крошки со стола, - пока буду готовить мясо, надо детей занять».
- Верочка, принеси кассету с мультиками, - попросила Настя.
«Нет, надо телевизор опять в комнату переносить, - решила Настя, - дети на кухне сядут, будут мешать готовить, хоть кухня и большая, все равно не место для детей. Ну почему все так неудобно?»
- Поставь пло Аленуску и блатца Ивануску, - пролепетала запыхавшаяся Верочка, протягивая потертую коробку с видеокассетой.
Глядя на кассету, Настя опять вспомнила Алену.
«Может, позвонить ее родителям, спросить», - думала Настя, отправляя кассету в темное нутро видеомагнитофона.
Девочки в предвкушении мультиков залезли на диван, болтая ногами. Сима шмыгала носом.
«Еще простуды не хватало», - Настя посмотрела на младшую дочь, которая уже успела вытереть нос рукавом платья.
Настя набрала номер родителей Алены, никто не отвечал. Потом кухня ее отвлекла. Она готовила мясо по-французски, ее Сережа любил именно такое.
Незаметно стемнело, остаток дня прошел в хлопотах с детьми и на кухне. Поужинали, помыла детей, сказка на ночь, вечерние молитвы. Вот и день пролетел. Настя взглянула на часы - десять, отца Сергия все не было. Позвонила на мобильный - не отвечает. А она так хотела поужинать вместе! Можно было свечи зажечь, вино поставить. Она забыла, когда последний раз так ужинали. Романтика ушла безвозвратно, остались будни.
«Хоть бы позвонил, сказал, что задерживается», - Настя начинала злиться и нервничать.
Последнее время их отношения стали весьма прохладными. Муж приходил поздно, уходил рано, обедать оставался на приходе. Настю это обижало. Раньше были и ласковые слова, и знаки внимания, сейчас ничего этого не осталось. Привет, пока, как дети, чем занимались - вот и все. Он не спрашивает, как она сама, как себя чувствует, словно ему все равно, чем она живет. Приходит, молча поедает ужин, уходит в ванную, ложится спать. Настя молчит, она не лезет. Если он закрылся душевно, бесполезно к нему стучаться, все равно не откроет. Он давно не пускает ее в свою душу, она только догадывается о его переживаниях: чем живет, что думает.
Насте казалось, что он специально придумывает все мыслимые и немыслимые дела, чтобы пореже бывать дома. Настю это больно ранило, особенно по вечерам. Когда дети были уложены и засыпали, мрачные мысли овладевали ею. Она подолгу сидела в темноте в детской, смотрела на умиротворенные лица девочек, думая, что самое прекрасное - это спящие дети, а в ее жизни ее дети - это и самое главное.
Ее часто посещали мысли о том, что он разлюбил ее, нет того, что было раньше. Она уже давно не думала о себе, жила для мужа, для детей, не обращала внимания на свою внешность, почти ничего не покупала себе, кроме самого необходимого. Зачем и на какие деньги, если их постоянно не хватало и порой надо было выбирать - купить детям сок или себе новые колготки. Детям покупался сок, а колготки вечером штопались. Может, Алена и была права, что упрекала Настю: она всегда говорила, что мужья бросают женщин, которые не следят за собой. Но у Насти муж священник, и она подсознательно надеялась - или понимала - что из семьи он не уйдет. Тем не менее разлад в отношениях начался давно, и отнюдь не из-за того, что Настя плохо за собой следила.
Вот и сейчас она села в детской, глядя на спящих детей. Бледный свет уличного фонаря падал на их лица, шумел ветер, скреб мокрыми ветвями деревьев по оконному стеклу. В комнате было зябко, отопления пока не было. Она включила старенький обогреватель, поправила детские одеяла и вышла. Ноги замерзли - у нее всегда мерзли ноги и ладони, такая особенность, и Настя отправилась греться в ванную.