– Нет, а кто это? – с интересом спросила Грета.
– Да так, один мужчина, скоро ты с ним познакомишься, – вздохнул Габриэль.
Каждый год он знакомил Грету с сыном, но она не проявляла к нему никакого интереса, впрочем, это было взаимно. Герберт навещал их раз в год, в Рождество, Габриэль догадывался, что он делает это с корыстными целями. Дело в том, что Габриэль дарил ему на Рождество чек. Этот год не стал исключением. Габриэль позвонил заранее и пригласил сына на ужин. Звонил он тоже раз год, каждый раз задаваясь вопросом, пришел бы Герберт, если бы он ему не позвонил.
Звонок в дверь прозвучал ровно в шесть. Габриэль открыл дверь, Герберт переступил порог и пожал отцу руку:
– Здравствуй, папа.
– Здравствуй, сынок.
Герберт потянул носом воздух:
– Кажется, индейка подгорела.
– Кажется, ты прав, – отозвался Габриэль, спеша на кухню.
Этот диалог повторялся слово в слово из года в год, с тех пор, как заболела Грета. Из года в год индейка подгорала. Когда Грета была здорова, дом дышал счастьем и любовью, а в Рождество воздух можно было резать и подавать к столу. Сейчас пахло старостью, немощью и лекарствами, а в Рождество примешивался запах горелой индейки.
Габриэль водрузил неаппетитную птицу в центр стола, все заняли свои места, как когда-то, в прежней жизни. Повисло тягостное молчание. Габриэль молча разрезал индейку и положил большой кусок Герберту.
– Спасибо, – произнес сын, уткнувшись носом в тарелку. Еще один кусок дымился на тарелке Греты, самый маленький Габриэль положил себе.
– Как дела, сынок? – осведомился Габриэль.
– Все хорошо, папа, – откликнулся Герберт. Габриэлю казалось, что он в театре, где актеры выучили свои роли, но играли так бездарно, что хотелось встать и уйти. Некоторое время ели молча, вдруг Грета громко пукнула. – Папа, какого черта? – Герберт бросил вилку с ножом в тарелку. – Меня сейчас вырвет, честное слово. Меня тошнит от вас, понимаешь? Тошнит от всего этого, – Герберт обвел рукой комнату. – Тошнит от этих разговоров. «Когда ты придешь не один?» – передразнил Герберт противным голосом, неумело копируя голос отца. – Никогда, ты слышишь? Никогда! Почему? Да потому что я живу в паршивой квартирке в паршивом районе и зарабатываю гроши, я нигде не задерживаюсь дольше, чем на несколько месяцев. Да тебе на самом деле на меня плевать.
– А тебе? – Габриэль поднял бровь. Он словно со стороны с интересом наблюдал эту сцену, чистая импровизация, это всегда интересно.
– Что я? Что я должен делать? – заорал Герберт. – У тебя куча денег, а ты возишься с этим… этим существом, – он пальцем указал на «кресло» Греты. Та, словно почувствовав внимание, осклабилась беззубым ртом.
– Не смей говорить так про мать, – спокойно ответил Габриэль, пытаясь справиться с ножом и вилкой. Наконец, сдался, отложив их в сторону.
– Ты… блестящий адвокат, правильный до мозга костей, – противным голосом продолжил Герберт. – Ненавижу тебя, слышишь, ненавижу.
– Твое право, сынок…
– Не называй меня «сынок», – заорал Герберт.
– А как тебя называть? – спросил Габриэль. – Если тебе нужна была помощь, ты мог бы позвонить. – К сожалению, Габриэль не унаследовал ни красоты матери, ни работоспособности и харизмы отца. «Жалкое подобие, – думал Габриэль, смотря на сына, – неудивительно, что он ничего не добился в жизни».
Герберт не нашелся, что ответить, он с грохотом отодвинул стул, в сердцах бросил на стол салфетку и бросился по ступеням вниз. «Ты знаешь, где меня искать», – крикнул Габриэль. Спустя минуту хлопнула входная дверь, затем снова открылась и снова хлопнула. «Вернулся за чеком», – с усмешкой подумал Габриэль.
– Что случилось? – встрепенулась Грета.
– Все в порядке, дорогая, – отозвался Габриэль, поднимаясь.
Он вошел в кабинет, открыл верхний ящик стола, вытащил визитку доктора с добрыми глазами, повертел ее в руке и без малейшего сожаления выбросил в мусорное ведро.
* В английском языке слово «бог» – god начинается на g
06/02/2022