Бог Монстров

Я выхожу из лестничного колодца и нахожу второго охранника, ожидающего меня, и, кивнув ему головой, я, как ожидается, последую за ним. Я оглядываюсь на входную дверь, где стоят еще охранники. Не то чтобы я могла или стал бы бежать теперь, когда я знаю, что Уилл — один из здешних пленников. Сообщу ли я о своем знакомстве с ним Ремусу, еще предстоит выяснить. Мои мысли возвращаются к событиям ужина, к ревности в его глазах, когда он заставил своего охранника раздеться, основываясь на том, что он взглянул на меня.

Нет, лучше, чтобы они не знали. Пока я буду держать это при себе и искать возможности проведать его.

— Где мне искупаться?

— Единственная ванна в этом месте находится в комнате Ремуса. Охранник ведет меня по коридорам камер в заднюю часть тюрьмы, где мы останавливаемся перед толстыми, богато украшенными деревянными дверями. После серии ударов он открывает обе двери в комнату с другой стороны.

Нервно выдыхая через нос, я осматриваюсь вокруг. Большая, богато украшенная кровать, на которой лежит Агата, растянувшись в прозрачном платье. Сооружение в углу, напоминающее мне наклоненный крест с манжетами, свисающими с каждого конца. Стена инструментов на дальней стене, в которой хранятся предметы, которых я никогда раньше не видела, от которых у меня мурашки пробегают по костям.

Мой пристальный взгляд прерывается щелчком двери, когда охранник отступает, запирая меня внутри.

— Иисус Христос, ты выглядишь так, словно тебя растерзало животное. Тебя растерзал Титус? Нотка юмора в голосе Агаты заставляет меня думать, что она на это надеется.

Игнорируя ее и жемчужное ожерелье, все еще свисающее с ее шеи, я прочищаю горло.

— Ты просила меня принять ванну?

— Я этого не делала. Ремус попросил об этом. Он ценит чистую пизду. Чистота рядом с благочестием.

Лениво перекатившись в сторону, она поднимается на ноги, длинные прозрачные юбки ее платья развеваются позади нее.

— Давай. Он не оценит кровь другого мужчины на тебе.

Мой разум борется за план, пока ноги несут меня за ней. Идти некуда, если только я не решу прыгнуть со скалы. Я могла бы убежать и спрятаться, но они наверняка найдут меня.

Я чувствую, что возвращаюсь к исходной точке. Ко дню моего посвящения. Мои мысли возвращаются к моему отцу и вопросу о том, был ли бы он разочарован моим выбором. Я подозреваю, что если бы он был здесь, он указал бы на очевидное. Что, по крайней мере, в Шолене я не была бы пленником. Я бы переспала с несколькими мужчинами без разбора, но после этого жила бы как королева.

Агата ведет меня в ванную комнату, в которой стоит большая белая фарфоровая ванна в стороне. Рывок ее головы в сторону моего платья — это мой намек снять его, и когда я это делаю, она оценивающе наклоняет голову.

— У тебя красивое тело, я отдам тебе должное. С какой радостью он его испортит. Взмахнув рукой, она ведет меня в ванну.

Кровь Титуса размазывается по фарфору, когда я сажусь на холодную поверхность, пока она открывает кран. Давление воды низкое, она льется из крана с мучительной скоростью, вызывая озноб, пробегающий по моей коже.

Агата исчезает у меня за спиной, заставляя мои нервы напрячься. Ударит ли она меня ножом в спину? Мои мышцы подергиваются, когда она прикладывает только что смоченную мочалку к моему плечу.

— Предметы, висящие на стене в другой комнате. Что это?

Ответное фырканье эхом отдается позади меня, когда она проводит тканью по моей руке.

— Это верно. Ты Девственница. Невежественная к удовольствиям от боли.

— В боли нет удовольствия.

— Я думаю, ты будешь удивлена.

Я не осмеливаюсь задать очевидный вопрос о том, планируют ли они причинить мне вред, поскольку ответ только ослабит меня страхом. Цель этого — оставаться сосредоточенной. На шаг впереди них.

— Он причиняет тебе боль?

— Он причиняет боль, когда это необходимо. Ногти впиваются в мою кожу головы, когда она втирает мне в волосы мыльную пену, прежде чем ополоснуть их чашкой теплой воды.

— Когда боль считается необходимой?

— Ты задаешь много вопросов, Голубка. Я думаю, будет лучше, если ты сосредоточишься на себе прямо сейчас. Твоя девственная плева… ты знаешь, цела она или нет?

Одержимость этим маленьким кусочком плоти нервирует, но я благодарна, что у нее нет какого-то ложного впечатления, как у всех остальных, которые, кажется, ассоциируют девственность с девственностью. Возможно, это моя возможность объяснить отсутствие кровотечения, если Ремус доберется до меня и обнаружит, что я не так чиста, как он думал.

— Нет. Это было сломано при ручном осмотре. При подготовке к моему лишению девственности.

— Лишение девственности. Как это… свято. Все еще проводя пальцами по моим волосам, она фыркает.

— Этот священник. Он был молод, по крайней мере?

— Нет.

— И они называют нас дикарями.

— Почему я? Почему ты не беременеешь от Ремуса? Судя по тому, что я видела, он, кажется, заботится о тебе.