Бог Монстров

— Когда я попал в плен мальчиком, это были последние слова, которые сказала мне моя мать. Словно оборвавшаяся цепь, я боялся, что это последний раз, когда я слышу или говорю их снова. Он проводит большим пальцем по моим губам, пристально глядя на меня.

— Любовь, которую я испытываю к тебе, бесконечна. Бесконечна. Нерушима.

Я кладу голову ему на грудь, слушая биение его сердца, и позволяю ему унести меня к черному, спокойному морю.

Глава 4 3

Мужской аромат наполняет мой нос, бросая холодок на кожу. Все еще во сне, мои губы ищут его источник, язык скользит по плоти. Это странное ощущение, как будто голод и возбуждение охватывают меня одновременно. При звуке глубокого гортанного рычания я открываю глаза.

Ремус улыбается мне, его деформированные пальцы касаются моего виска, и я отступаю вниз по его телу.

— Нет! Нет! Нет! Зажмурив глаза, я отворачиваюсь от него.

— Талия.

Глубокий голос Титуса возвращает меня обратно, и с нервным трепетом в груди я осмеливаюсь открыть глаз, молясь, чтобы он был настоящим. Меня встречает его красивое лицо с выразительными морщинами беспокойства, прорезавшими его нахмуренный лоб.

Он не Ремус.

Ремуса здесь нет.

Ремус мертв.

Я взбираюсь обратно по его телу, падая рядом с ним, где он прижимает меня к себе, прижимая к себе.

— Прости.

— Извиняюсь за что именно?

— Что я не могу… что я… вижу его. И я хочу видеть тебя. Только тебя.

— Ты поймешь. Когда будешь готова увидеть меня.

Я поднимаю взгляд на повязку у него на глазу.

— Могу я посмотреть?

— Это некрасиво.

— Это топливо. Это заставляет меня ненавидеть его. А ненависть должна быть сильнее страха. Сильнее боли. Иначе люди не стали бы делать ужасные вещи другим, верно?

Вместо ответа он приподнимает повязку, обнажая изуродованную плоть под ней, вид которой вызывает ярость у меня внутри. Глазная впадина зашита, и швы хорошо зажили, но разрушения есть, и при воспоминании о том, как Ремус пренебрегал этим во время своих пыток, я сжимаю челюсть.

Слезы ярости наполняют мои глаза, когда мои мышцы напрягаются, готовясь что-нибудь задушить.

— Скажи мне, что он кричал от своих страданий. Скажи мне, что он молил тебя о пощаде.

— Он это сделал. До своего последнего вздоха он умолял, и я все еще отказывал ему.

— Эта ненависть — не та, кто я есть, Титус. Но боль, которую он причинил. Страдания … Он не заслуживал милосердия. И я рада, что ты не даровал его. Я надеюсь, что он вечно гниет в аду.

— Увидев, как он склонился над тобой с клинком. Я потерял рассудок. Просто сорвался. Как будто я смотрел на мир глазами животного.

Я вспоминаю слова Фрейи о том, что в сердце каждого мужчины живет дикарь, и мне приходит в голову, насколько это верно. За исключением того, что некоторыми мужчинами движут другие импульсы. Некоторые мужчины склонны к насилию по разным причинам, и эти причины кроются в самых глубинах сердца.

— Мой отец говорил, что жажда кровопролития является следствием любого желания, которое движет его сердцем.

Он берет меня за подбородок, поглаживая большим пальцем по щеке.

— Ты двигаешься, как волны внутри меня, Талия. Лицо искажается болью, он отводит глаза от моего. — Когда я поднял твое обмякшее тело с той кровати, я понял, насколько уязвимым я мог быть. Каким слабым.

— Это так странно, не правда ли? Наклоняя голову, я смотрю ему в глаза. — Всю свою жизнь я чувствовала себя хрупкой, а здесь ты самый большой, опасный и пугающий мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни, и все же я чувствую себя сильной, когда я с тобой. Непобедимой. Ты даешь мне силу.

Это правда. Каждый раз, когда я чувствовала себя сбитой с ног этим миром, Титус был рядом, чтобы восстановить меня. Он поймал мое падение, несмотря на то, что я продолжаю быть для него обузой.

Слабость, как он сказал.

Я забираюсь на него сверху, обхватив ногами его крепкое тело, и когда я поднимаю подол его рубашки, он садится достаточно высоко, чтобы позволить мне стянуть ее через голову. Пожирая взглядом его худощавую, точеную фигуру, я наклоняюсь вперед, чтобы поцеловать его в грудь. Его запах снова проникает мне в горло, увлажняя рот. Что-то тянет из глубины моего живота, страстное желание обладать им так, как я не должна сейчас. Это каким-то образом перекрывает запреты, звучащие в моей голове, которые говорят мне, что еще слишком рано. Что я не исцелилась морально и физически, несмотря на то, что я чувствую.

Как будто он тоже их слышит, его руки соскальзывают с моих боков и приподнимают меня ровно настолько, чтобы прервать поцелуй.

— Талия… нам не обязательно делать это прямо сейчас. Напряженный тон его голоса, наряду с легкой дрожью в мышцах, опровергает его слова. Те несколько раз, когда мы были вместе, я замечала вибрацию под его кожей, как будто его тело борется, чтобы сдержаться.

— Все в порядке. Я в порядке.

Его сомнительное выражение лица говорит мне, что он мне не верит.

Я запускаю пальцы в его волосы, прижимаюсь к нему всем телом и зарываюсь лицом в его шею, чтобы скрыть сомнение, которое, как я подозреваю, написано на моем собственном лице.