Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов

Март выдался слякотный — легкие заморозки сменялись дождями. Город был погружен в сырой непроницаемый туман. Днем на улицах горели фонари, а мы работали при электрическом свете. Все было пронизано сыростью, даже бумага, на которой я писал свои сводки.

В один из таких дней мы перебрались из особняка в повое служебное помещение, которое специально для нас построили.

Утром приехали грузовики с солдатами. В течение часа все наше имущество было погружено и увезено. За нами пришел автобус. Нелли села рядом со мной. После того вечера в кафе мы встречались с ней три раза. Один паз ходили на спектакль приезжавшей из Америки опереточной труппы, смотрели веселое музыкальное представление по пьесе Шоу «Пигмалион». Потом встретились на банкете в честь Дня независимости Америки, и я проводил ее до остановки автобуса. И, наконец, недели две назад она в воскресенье ходила со мной по магазинам, помогала делать покупки и снова смеялась надо мной: "Все впервые"… Она мне нравилась все больше.

Сейчас Нелли сидела рядом со мной в автобусе и весело болтала о том, что вчера она будто бы видела чудесный сон, но рассказывать его мне не может. Подмигнув, она рассмеялась, а я, наверное, покраснел. И без паузы и так же весело она сказала:

— Между прочим, ты сегодня станешь стопроцентным американцем.

— Что?

— Секретный гриф, — шепнула она мне на ухо и приложила палец к моим губам. Оглянувшись, она снова зашептала мне в ухо: — А раз ты будешь американцем, почему бы тебе не стать моим мужем? — Она чуть отстранилась и смотрела мне прямо в глаза. — Что с тобой? Это же так просто: я хочу быть счастливой. Понимаешь?

В это время автобус резко затормозил у нового дома, и невероятный для меня разговор с Нелли на том и оборвался. Нелли побежала в дом, даже не оглянулась.

Перед окончанием рабочего дня ко мне зашел Гречихин.

— Ну-ка, встань, я на тебя погляжу.

Я встал, ничего не понимая. Гречихин осмотрел меня с головы до ног:

— Брючки могли бы быть наглажены лучше.

— А в чем дело? — спросил я.

— Тебе что, не сказали? — удивился Гречихин. — Ты же сегодня будешь присягу принимать.

— Что за присяга?

— Военная.

— Почему военная?

— Да ты, я вижу, ребенок, — протянул Гречихин и спросил: — А может, дурачка строишь?

— Ничего не строю, я просто ничего не знаю.

— Ничего-ничего? — ехидно улыбнулся Гречихин одной щекой. — Странны дела твои, господи…

Гречихин ушел, а спустя несколько минут меня вызвали к мистеру Берчу. Предложив мне сесть возле стола, он долго разглядывал меня.

— Мистер Коробцов, я обязан кое-что разъяснить вам, — наконец заговорил он неторопливо и официально. — Дело это чисто формальное. Вы уже давно работаете в американском управлении. Учреждение это носит военный характер. Мы вашей работой довольны и в перспективе видим вас еще более полезным сотрудником. Поэтому мы приняли решение — допустить вас сегодня к присяге наравне с молодыми служащими американского происхождения. Запомните этот исторический для себя день. Для вас присяга означает не только священные обязательства, которые заключены в ней, но и то, что вы фактически примете американское гражданство. Понятно ли вам все это?

— Да. То есть я думаю, что понимаю.

— Вы хотите быть гражданином Америки? — спросил мистер Берч.

Я почувствовал, что медлить нельзя, и ответил:

— Да, хочу.

— Ну, вот и прекрасно. — Мистер Берч откинулся на спинку кресла. — Каждый трезво мыслящий человек понимает, что только Америка может спасти мир от страшной коммунистической опасности. И мы с вами действуем в том передовом отряде, который уже вступил в войну с русским коммунизмом. Пока это война без выстрелов, война тайная, но все же — война. А солдат, идущий на войну, по американским законам обязан дать присягу. Что тут может быть непонятного?

— Да, я все понял.

— Идите к себе. После звонка явитесь на третий этаж, в кабинет мистера Дитса.

Присягали, кроме меня, еще шесть сотрудников, присланных сюда после окончания какого-то военного учебного заведения. Ни одного из них я не знал и никогда до этого не видел. В кабинете Дитса они держались вместе. Я сидел отдельно, с мистером Гленом.

За столом, кроме Дитса, находились Берч и еще трое незнакомых мне людей, один из них был в генеральской форме.

Посреди комнаты стоял маленький столик, на нем лежала Библия, а по краям были аккуратно разложены листки бумаги с текстом присяги.

Американцы по очереди подходили к столику. Каждый брал свой листок и, положив правую руку на Библию, громко читал текст присяги и ставил подпись на листке.

— Поздравляю вас, — громко говорил генерал, не вставая.

Я проделал последним эту процедуру и, несмотря на всю торжественность момента, текста присяги так и не запомнил. В голове остались только угрозы, обещанные за неповиновение старшим офицерам.

Генерал произнес короткую речь.

Он говорил по-английски, и я понял далеко не все. К тому же у генерала были громовой голос и отвратительная дикция.

Когда все стали расходиться, меня задержал мистер Дитс.