Он бросился к Дрейтону. Тот открыл глаза и уставился на него. Лицо стремительно менялось – бледные блики, секунду назад сиявшие на бледной коже, расползались кляксами тьмы, нижняя губа уродливо оттягивалась вниз, освобождая дорогу игольчатым зубам.
Лерой поднял лопату обеими руками и с силой опустил ее острый край на горло Дрейтона. Раздался звук, словно кто-то пополам разрезал садовый шланг. Из-под полотна лопаты во все стороны брызнула кровь. Рука Дрейтона с бритвой взметнулась яростно вверх… застыла… безвольно упала наземь. Бритва выпала из ослабших пальцев.
На всякий случай Лерой повторил удар, на этот раз полностью отделив голову от тела. Споткнувшись, он рухнул на лужайку. Весь двор был залит лунным светом, покрыт им как тонкой серебристой глазурью.
Лерой не знал, что теперь делать. Он почти ждал, что кто-нибудь выйдет из дома напротив и поднимет шум, но ничего подобного, в окнах даже не загорелся свет. Никто ничего не слышал и не видел. Он бросил взгляд через дорогу. Дома на другой стороне тоже были темным-темны.
Как он все это объяснит? Как быть с матерью и отцом?
Он не был уверен, что поступает правильно, но начал копать, и плодом его долгих усилий стала внушительная траншея поперек лужайки. Первым делом он сбросил туда тело Дрейтона – вместе с головами родителей на пятках; стащить их у него не хватило духу. Затем подошел к голове Дрейтона, остекленевшим взором изучающей небосвод, и разозленным пинком отправил ее следом за телом. Споро махая лопатой, Лерой засыпал могилу землей и разровнял дерн.
Когда он закончил, его взгляд упал на лежащую в траве бритву.
Лерой поднял ее.
С бритвой в руке он вышел на улицу и заглянул в машину родителей. Их тела были там. Символы из тетради Дрейтона, начертанные кровью, покрывали лобовое стекло изнутри.
Чувствуя в душе болезненную пустоту, Лерой вернулся в дом, поднялся наверх и сел на табуретку, принадлежавшую отцу Дрейтона. Так он просидел почти час, потом встал и поднял с пола тетрадь. Еще раз пролистал, разглядывая символы и изучая рисунки. Теперь они совсем расшалились и свободно перемещались по страницам.
Лерой пососал саднящий после бумажного пореза палец. Бросил взгляд за окно.
Дождь.
Вскоре он кончится. Это был один из дождей, которые льют нещадно, но проходят быстро. Ночь в разгаре, скоро покажется луна. Небо, быть может, станет чистым.
Лерой уставился на порез на болезном пальце. Прямо на его глазах края маленькой ранки раздвигались. Внутри что-то было. Поднявшись, он нашел спички, которыми, по обыкновению, баловался, поджигая собственные газы, запалил одну и поднес вплотную к пальцу. Тепло, шедшее от огня, было приятным. Стоило ему вглядеться, как оставленная испещренным Открывающими Символами листом тетради рана разверзлась вширь. Там, внутри, он узрел такое, чего глаза людские обычно не видят, не должны видеть. Сила его зрения многократно возросла, как если бы к глазам поднесли мощный телескоп.
Он увидел головы отца, матери и Дрейтона, подвешенные на крюках. Увидел подобие трона, сделанное из отрубленных ног и обшитое снятыми скальпами. На троне сидел Бог Лезвий. Задрав голову кверху и взирая на Лероя из раны, он широко улыбался, скаля иглы-зубы. Его окружали трупы и еще живые, заживо освежеванные, кричащие, лезущие из раны и обращающие к Лерою окровавленные остатки лиц. Какие-то странные существа, напоминающие летучих мышей, парили у самых краев пореза, полоща смрадный воздух кожистыми крыльями, но прорваться наверх не стремились.
Бог Лезвий взмахнул черной рукой, разгоняя свою жуткую свиту, и осталось одно его лицо, выступающее из раны, скалящее серебряные зубы-иглы в недоброй улыбке.
Лерой взглянул на свои пятки. Их вид его почему-то не устраивал – надо разжиться обувью. Отстранив руку, он уселся с тетрадью на табурет, полистал ее, бритвой расширил разрез на пальце. Кровь, торжествуя, выступила алыми каплями. Ею Лерой продолжил записи Дрейтона. Теперь он понимал эти символы, которые помогали преодолеть барьер между измерениями и диктовали миру волю Бога Лезвий, Короля Теней.
Закончив писать, он неподвижно застыл на табуретке, сжав в руке раскрытую бритву. Когда-нибудь дождь хлынет. Когда-нибудь перестанет. Он ждал этого часа и явления лунного света. Ждал необычайных и завораживающих перемен, которые сулил этот свет.
Дом-оборотень