Бог лабиринта

Пластинка закончилась, я перевернул ее на другую сторону и на минутку выглянул в окно, выходящее на запад. Облака низко плыли на горных вершинах, но небо за ними было светлое и яркое. Темный ряд тополей на противоположном склоне чернел на фоне освещенного солнцем горизонта. На мгновение я снова вернулся в спальню на Лонг-Айленд, ощущая чуть отдающие дымком маленькие соски грудей Беверли и неожиданный, горячий взрыв в паху, когда я глядел через ее плечи на деревья на вершине утеса. Я отбросил неясную и беспричинную меланхолию, снова ощутил пьянящий аромат плотного дуновения, которое пронеслось над тополями, и вновь осознал с внезапным откровением – глубоко и остро, что человеческие существа никогда не должны поддаваться сиюминутным настроениям, что бескрайние горизонты открываются за пределами наших повседневных забот. На мгновение я стал Эсмондом Донелли, вопрошающим, что известно Хьюму о видениях, грезах и духовных прозрениях алхимиков. Противоречия преодолены: внезапно я понял Донелли, для него алхимиком был не человек, превращающий один металл в другой, а переплавляющий сознание, и секс был философским камнем, способным переделать обычные металлы привычного сознания в золото магических видений и грез.

Мопси крикнула:

– Папа, я хочу вылезти из ванны!

Я позвал Диану из кухни и послал ее наверх к Мопси. Мне хотелось сосредоточиться и зафиксировать это неожиданное откровение, представшее передо мной, и обдумать его получше, так как оно все еще было для меня неразрешимой проблемой. Никто не отрицает, что секс обладает силой довести сознание до высшей интенсивности, – что уже стало расхожей истиной двадцатого столетия. Но Лоуренсу был известен и другой секрет сексуального влечения: «Одна женщина способнадатьто, чего не дадут бесчисленное множество других женщин». С тех пор, как я живу с Дианой, мой интерес к другим женщинам сведен к простому любопытству. Когда я смотрю на хорошенькую девушку, мне просто интересно, какой лифчик и какие трусики она носит под платьем, лежит ли она в постели неподвижно, или ведет себя темпераментно. Но мое любопытство не достигает такой силы, чтобы удовлетворить его на самом деле. В последние годы я даже замечаю привычку отказываться от совершенно безвредных форм взаимного удовлетворения, которые не влекут за собой никаких взаимных обязательств. На одной из вечеринок однажды девушка искренне и просто предложила: «Почему бы нам с вами не лечь вместе в постель после вечеринки? Это же лучше, чем заниматься онанизмом в одиночку». Но наутро я осознал, что на самом деле неправда, что не существует никаких взаимных обязательств и связей. Два тела взаимно проникают друг в друга, и то же самое происходит с двумя душевными мирами. Мне оказался не по душе ее внутренний мир – он был слишком легкомысленным и пошлым. Подобно планетам, которые сблизились между собой на слишком короткое расстояние, мы так же вызываем друг в друге сейсмические волнения. Я сейчас уже не могу припомнить, какая она была в постели, но я отчетливо запомнил анекдоты, которые она рассказывала, ее жалобы на неудачное замужество и т. п., – все это до сих пор вызывает во мне душевное волнение. Мне лучше бы оставить ее вращаться по ее собственной орбите.

Именно поэтому я сомневаюсь в искренности Казановы. Он не был ни глупым, ни бесчувственным – это совершенно ясно. И в его «Мемуарах» засвидетельствованы намеками его душевные волнения, которые все-таки ему были не чужды. Молодая и неопытная девушка отвергает вольности, которые он проявляет по отношению к ней, до тех пор, пока он не начинает ее умолять «сменить гнев на милость» и обещает не презирать ее после. Тогда она позволяет ему ослабить шнурки на корсете. Даже если девушка – семнадцатилетняя девственница, только что вышедшая из монастыря, у него не возникает никаких осложнений – ни физических, ни психологических, только смутные ссылки на то, что он «провел несколько приятных часов», или «они предавались страсти до рассвета». Все покрыто флером нереальности и сновидения.