Так испуганная принцесса узнала, что власть в княжестве отныне будет принадлежать ее супругу, который, однако не станет принимать никаких решений без согласия своего совета, каковой в полном составе и вломился в спальню Агнесы; что жить она будет в монастыре, ибо слабый ум не позволяет ей оставаться без надзора и попечения монахинь; что супруг будет навещать ее в обители, когда ему будет угодно выполнить супружеский долг, а рожденные Агнесой дети будут немедленно передаваться на попечение барона фон Метлах, который станет воспитателем и опекуном наследников Релингена. Барон читал не менее получаса, а потом скрупулезно перечислял средства, которые будут выделяться на содержание принцессы в заточении, так что Агнеса успела слегка прийти в себя. Однако когда пленница попыталась напомнить заговорщикам, что у нее есть и более близкие родственники чем они, а право распоряжаться ее рукой может оспорить Филипп Испанский, Метлах нахмурился и сообщил, что Агнеса так и так отправится в монастырь, но условия ее содержания будут полностью зависеть от ее покорности. «Во всяком случае, — заметил троюродный дед, — быть супругой принца Релинген и матерью его детей много лучше, чем монахиней». Агнеса вздохнула и подписала брачный контракт. Заговорщики довольно переглянулись.
— Лосхайм, Зарлуи, пригласите своих жен, — распорядился старик. — Пора начинать венчание.
Священник выступил вперед и Агнеса преклонила колени подле пьяного жениха. Пока шел обряд, принцесса размышляла, почему родственники так дурно с ней поступили. Конечно — Агнеса с трудом подавила вздох — рано или поздно, но выйти замуж ей бы пришлось, и вряд ли это был бы брак по любви. Хочется — не хочется, а надо. Только хотелось все же попозже и с настоящей свадьбой, а не таким скоропалительным венчанием в собственной спальне да еще в одной рубашке.
Молодожен с третий попытки надел на палец Агнесы кольцо, священник произнес последнее аминь и венчание свершилось. Принцесса безропотно приняла пьяный поцелуй супруга и попыталась вспомнить, как его зовут. Кажется, Иоганн-Бурхард… Агнеса поднялась с колен, выжидательно взглянула на заговорщиков, надеясь, что теперь, когда они добились своего, родственники и их союзники покинут спальню. Не тут-то было. Мужчины склонились перед новым принцем Релинген в поклоне, дамы присели в реверансах, а когда все выпрямились, Метлах обратился к молодожену:
— Ваше высочество, потрудитесь свершить брак. Мы засвидетельствуем его.
На этот раз Агнеса не могла сдержать тяжкого вздоха. Об этом обычае ей приходилось слышать и теперь принцесса могла утешать себя лишь тем, что знатные вельможи в свидетелях все же лучше тех горожан, что когда-то свидетельствовали брак королевы Франции.
Муж пьяно опрокинул Агнесу на подушки, с треском разорвал на ней рубашку, навалился всей тяжестью… Принцесса закрыла глаза, мысленно молясь, чтобы все свершилось как можно скорей. Иоганн-Бурхард словно медведь шарил по ее телу — это было больно и неприятно, что-то сопел на ухо и царапал украшениями вамса грудь и живот. А потом Агнесе стало так тяжело, что она с трудом смогла сделать вздох. Раздался густой низкий храп. Принцесса открыла глаза, надеясь, что все закончилось, и увидела над собой лица заговорщиков. На этот раз на них не было удовлетворения, они были злыми и в то же время растерянными.
— Пьяный болван, — процедила сквозь зубы баронесса фон Зарлуи, — он же ничего не сделал…
Мужчины шагнули к кровати и Агнеса в потрясении увидела, как они дергают ее супруга за волосы, щиплют, колют остриями кинжалов в спину, плечи и ладони, исступленно трясут, словно нерадивого слугу. Все было напрасно, Иоганн-Бурхард спал. Лосхайм принялся торопливо жечь перья, и у Агнесы перехватило дыхание от вони — муж продолжал храпеть. Баронесса Зарлуи остервенело рванула спящего за волосы, да так, что вырвала целый клок — принц Релинген только слабо сморщил нос, но не пробудился. Наконец, заговорщики в изнеможении отступили, и барон Метлах посоветовал оставить новобрачных до утра, утверждая, что рано или поздно, но принц пробудится и доведет дело до конца.
— Так или иначе, Релинген в наших руках, — проговорил старик, небрежно кивнув за окно. — Наемники в городе, император за нас. Оставим молодых. Никуда они не денутся.
— Только надо их запереть, — вмешалась баронесса Зарлуи и взглянула на Агнесу с такой ненавистью, что принцесса зажмурилась. Она не осмеливалась открыть глаза до тех пор, пока не услышала гул удалявшихся шагов и скрежет ключа в замке. И только потом робко разомкнула веки и огляделась.