Бог как иллюзия

Для философов, занимающихся вопросами морали, размышление о добре и зле — хлеб насущный. Согласно краткому определению Роберта Хайнда, они утверждают, что «моральные принципы не обязательно должны быть порождением разума, но разум должен быть в состоянии их оправдать».* В моральной философии существует немало школ. В соответствии с принятой сегодня терминологией главный водораздел пролегает между деонтологистами (такими, как Кант) и консеквенциалистами (включая утилитаристов, например Джереми Бентама, 1748–1832). Деонтология — это философское название веры в то, что нравственность заключается в выполнении правил. Это буквально — наука о долге; термин образован от греческого «то, что связывает». Деонтология не полностью эквивалентна моральному абсолютизму, но при обсуждении вопросов религии нам не стоит углубляться в различия между этими понятиями. Абсолютисты считают, что существуют абсолютные понятия добра и зла, не имеющие, с высоты своей Непреложности, ничего общего с последствиями их применения. Консеквенционалисты более прагматично полагают, что нравственность того или иного действия должна определяться его последствиями. Одним из вариантов консеквенционализма является утилитаризм — философское течение, разработанное Бентамом — другом Джеймса Милля (1773–1836) и его сына, Джона Стюарта Милля (1806–1873). В качестве резюме утилитаризма часто используют изречение Бентама, к сожалению, не совсем точное: «Морально и законно то, что приносит наибольшее счастье наибольшему количеству людей».

Абсолютизм не всегда проистекает из религии. Однако абсолютистскую нравственность нелегко обосновать какими-либо нерелигиозными доводами. Единственным приходящим на ум конкурентом является патриотизм, особенно в военное время. По словам знаменитого испанского кинорежиссёра Луиса Буньюэля, «Бог и Родина — беспроигрышная парочка, их рекорд в том, что касается угнетения и пролитой крови, не побить никому». При наборе новобранцев офицеры изо всех сил напирают на священный патриотический долг будущих жертв. Во время Первой мировой войны женщины вручали молодым людям в штатском белые пёрышки.

Ты нам дорог, родной, но пора собираться в дорогу,
Наш король и страна ожидают тебя на подмогу.

Уклонявшихся от армии по убеждениям презирали даже враги, настолько сильна была повсеместная уверенность в нравственной ценности патриотизма. Трудно придумать что-нибудь более абсолютное, чем девиз профессионального солдата «За мою страну, права она или нет», потому что он подвигает его убивать всякого, кого политики вздумают объявить врагом. На решение политиков вступить в войну могут оказать влияние консеквенционные доводы. Но когда война уже объявлена, в дело идёт — с редко встречаемыми за пределами религии мощью и напором — абсолютистский патриотизм. Солдат, позволивший взять верх собственному рассудку и консеквенционной нравственности, не проявивший пылкости в своих действиях, запросто может очутиться перед военно-полевым судом, а то и быть расстрелян.

Мы предприняли экскурс в область моральной философии из-за религиозных заявлений о том, что без бога нравственность приобретает относительный, произвольный характер. Оставив в стороне Канта и других глубокомысленных философов-моралистов и отдав должное лихорадке патриотизма, мы ясно видим, что основным источником абсолютистской морали, как правило, служит какая-нибудь священная книга. Книга, которой приписывается уровень авторитетности, далеко превосходящий всё то, что можно разумно обосновать имеющимися историческими сведениями. И что удивительно: сторонники авторитетности священных писаний поразительно мало интересуются историческим происхождением (как правило, весьма подозрительным) почитаемых текстов. В следующей главе будет показано, что в любом случае заявляющие о своём преклонении перед нравственными канонами священных книг люди далеко не всегда уважают их на практике. И хорошо, что не уважают, — полагаю, поразмыслив, они вполне со мной согласятся.

Глава седьмая. «Священная» книга и изменчивая мораль Zeitgeist *

Жертвы политики исчисляются тысячами, религии — десятками тысяч.

Шон О’Кейси

Священное Писание двумя способами указывает верующим нравственные правила поведения. Во-первых, путём прямых предписаний, как, например, в Десяти заповедях — источнике яростных разногласий и интеллектуальных битв в американской глубинке; во-вторых — на живых примерах, когда бог или другие библейские персонажи служат, говоря современным языком, образцами для подражания. Если по-религиозному истово придерживаться данных правил, то на выходе получаем нравственную систему, которую любой современный человек — как верующий, так и атеист — не может не признать, мягко говоря, довольно отвратительной.