Подавляющее большинство выдающихся ученых не верят в христианскую религию, но не заявляют об этом публично из опасения потерять источник дохода.
«Ньютон верил в Бога. Ты что, считаешь себя умнее Ньютона, Галилея, Кеплера и т. д. и т. п.? Если они не возражали против бога, то чем ты лучше?» Пожалуй, не самый сильный аргумент, хотя некоторые защитники веры добавляют в этот перечень даже Дарвина, слухи об обращении которого на смертном одре, подобно дурному запаху,[75] не перестают циркулировать с того самого времени, как они были намеренно пущены некоей «леди Хоуп» (Lady Hope, что означает «госпожа Надежда»), сложившей трогательную сказочку об утопающем в подушках, озаряемом закатными лучами Дарвине, листающем Новый Завет и провозглашающем ложность эволюционной теории. В этом разделе я хочу поговорить об ученых, потому что — по вполне понятным причинам — те, кто любит приводить примеры о верящих в бога выдающихся людях, очень часто в первую очередь называют ученых.
Ньютон действительно говорил о своей вере в бога. Так же, как говорили почти все остальные вплоть до XIX века с его ослаблением социальных и законодательных требований к проявлению религиозности и ростом числа научных аргументов в пользу отказа от нее. Безусловно, у этого правила есть исключения как в ту, так и в другую сторону. Даже до Дарвина далеко не все были верующими, как показал Джеймс Хот в книге «2000 лет неверия: знаменитые люди, отважившиеся сомневаться». А некоторые уважаемые ученые продолжают верить в бога и после Дарвина. Не приходится сомневаться в искренности христианских убеждений Майкла Фарадея даже после того, как он узнал о работах Дарвина. Он принадлежал к сандиманианской секте, члены которой интерпретировали Библию буквально (говорю в прошедшем времени, потому что сейчас их практически не осталось), ритуально омывали ноги новопринятым братьям и сестрам и узнавали божью волю, бросая жребий. Фарадей стал старейшиной в 1860 году — через год после опубликования книги Дарвина «Происхождение видов», а в 1867 году он умер, оставаясь сандиманианином. Коллега экспериментатора Фарадея, физик-теоретик Джеймс Клерк Максвелл, тоже был набожным христианином. Это же можно сказать и еще об одном гиганте английской физики XIX века — Уильяме Томсоне, лорде Кельвине, который пытался доказать, что эволюция не могла иметь место в силу недостаточного для ее осуществления возраста Земли. Великий термодинамик ошибся в сроках по причине неверного заключения о том, что Солнце представляет собой огненный шар и составляющее его топливо должно полностью сгореть за десятки, а не тысячи миллионов лет. Безусловно, Кельвин не мог знать о ядерной энергии. Примечательно, что на собрании Британской ассоциации по распространению научных знаний в 1903 году объявить об открытии радия, сделанном Кюри, и опровергнуть расчеты живого еще Кельвина выпало сэру Джорджу Дарвину, второму сыну Чарльза, отомстившему таким образом за своего не произведенного в рыцари отца.
В течение XX века отыскать открыто провозглашающих веру выдающихся ученых становится все труднее, и тем не менее они еще не очень редки. Подозреваю, что большинство современных верующих ученых религиозны только в том же смысле, что и Эйнштейн, а это, как я уже объяснял в главе 1, — неправильное использование термина. И все же имеются образчики достойных ученых, верующих в бога в полном, традиционном понимании этого слова. Из английских собратьев в этом контексте, подобно диккенсовским добродетельным партнерам-юристам, постоянно упоминается одна и та же тройка имен: Пикок, Станнард и Полкинхорн. Все трое либо уже получили премию Темплтона, либо входят в состав попечительского совета Фонда. Проведя с ними немало дружеских дискуссий, как частных, так и открытых, я продолжаю удивляться не столько их вере в космического законодателя того или иного сорта, сколько вере в детали христианской религии: воскрешение, искупление грехов и все прочее.