Бог из машины

Не заслуженные ничем подарки радуют только совсем несмышленых детишек. Чуть повзролеешь, так сразу озаботишься встречным вопросом: «А за что?» Но, прожив огромную, по любым меркам, жизнь, научишься подозрительно относиться к призам, доставшимся без борьбы. Ибо сказано древними мудрецами – на дне ловчей ямы лежит самый вкусный кусок мяса.

И неотрывно гладя на свой третий за последнюю тысячу лет рассвет, Джэйфф подумал о том, что его освобождение от Проклятья – это никакой не выкуп и не дар, а новая работа, новое задание, полученное от Главнокомандующего, от Жизни.

Посему, долюбовавшись первыми минутами наступающего дня, он наскоро перевязал подживающую рану, собрался и отправился к «своим ролфи» на лирнийскую заставу.

Уже, поди, забеспокоились и гадают, куда подевался их «полковой шаман».

Безлюдная Лирния тихонечко догорала, но сержант ир-Лэйдир и пятеро его подчиненных были хоть и ранены, но живы. Остальные солдаты лежали рядком, дожидаясь своей очереди на погребальный костер.

– Где все? – спросил Джэйфф, оценив масштаб бедствия: от домов только печные трубы остались, огороды начисто перетоптаны, живность перебита.

– В горы убежали, – махнул рукой ир-Лэйдир. – Кажись, все спаслись. А домишки заново отстроить можно. Целое лето впереди.

Впереди и вправду было целое лето и множество дней и ночей, чтобы отлавливать бандитов, разоривших многострадальный поселок.

– А мы все-таки отбились, – похвастался рядовой Лоннан.

– Я вижу, – прищурился рилиндар.

Джэйфф Элир все видел – и ролфийских парней, отважно сражавшихся и погибших за шурианских баб с детишками, за убогое горское селение и десяток злобных коз, и чумазого, как трубочист, сержанта ир-Лэйдира, деловито чистящего свой мушкет, и мальчишку Мирьяна, плакавшего над своим мертвым другом-ролфи. Он все-все видел.

Значит, Жизнь не только призвала его под свои знамена, но и официально зачислила на штатную должность.

– Ты чего делаешь, Элир? – испуганно спросил Лоннан, завороженно глядя, как шуриа деловито расплетает косу.

– Как это – чего? Шаманю, конечно. Я – полковой шаман или так… погулять вышел?

Джона и Эгнайр

Города, выросшие вокруг университетов, похожи один на другой, как горошины в стручке. Ровненькие газоны, ухоженные клумбы, памятники великим людям на каждом углу, беседки и скамейки – на первый взгляд, просто отдохновение души, особенно после унылых провинциальных городишек и беспокойных развращенных столиц. Чинно прохаживаются ученые преподаватели, на них с уважением взирают умненькие студиозы, и лишь шуршание книжных страниц да утробное воркование голубей нарушает благоговейную тишь, сопровождающую учебный процесс. Храм науки, обитель знаний, царство логики и разума?

Как бы не так! Обманчиво первое впечатление непосвященного, ибо вся эта благость – не что иное, как одна сплошная иллюзия. Не в каждом театре за кулисами плетутся такие интриги, как в здешних уютных кабинетах. И толстые кожаные переплеты пунцовеют от словес, которыми солидные ученые мужи кроют друг дружку заочно и прямо в глаза, а у чучел дыбом встают перья и шерсть от подлости и коварства иных деканов. Украсть чужое открытие – дело чести, присвоить славу – предел мечтаний, а принизить успех коллеги – доблесть. Даже маститые не смеют расслабиться ни на мгновение, бдительно высматривая потенциального конкурента с целью превентивного изничтожения на корню. Воистину, змеи и скорпионы добрее друг к другу.

Студенты тоже недалеко ушли от грозных своих учителей – пьют в три горла, буянят, пакостят, ну и блудят в три… словом, блудят денно и нощно. Когда только учатся, непонятно, и главное – чему?

Если судить по очаровательнейшему Эгнайру Акэлиа, то учили в Ициарском университете исключительно ереси и нигилизму. Его, богослова и будущего тива, учили отбывать свой номер в храме, не верить не только в Предвечного, но и вообще ни во что, обычных людей считать наивными простачками, а себя – центром мироздания.