На рассвете лагерь лениво просыпался. Обры бросали злобные взгляды на поселение: будет вам сегодня! Солнце уже поднялось над деревьями у дальней границы поляны, когда из леса вышли несколько человек. Сначала обры вроде бы и не заметили их, но, когда число их достигло полутора сотен — без доспехов, но с луками, копьями, щитами, — зверолюди выслали два верховых отряда по триста всадников. Отряды поскакали прямо к лесу достаточно далеко от людей. С тем чтобы, описав в лесу широкие дуги, отрезать кучку дерзких противников.
Очевидность замысла воинов заставляла искать скрытый смысл, Радим успокаивал: просто обры таковы, они думают, что скрыто все, о чем не сказано вслух. Не верящий на слово Кочетов и Илья съездили на разведку. Да, действительно, все так и есть.
— Тогда на что они надеялись, придя с войной?
— Животные, что с них взять, кроме жизней? И еще добра, по упущению оставленного им Богом-Отцом.
Через некоторое время, которого должно было хватить двум посланным отрядам, чтобы совершить окружение, в лоб людям двинулась еще одна группа обров.
Воины подпустили к себе всадников метров на двести, потом все повернулись и бросились в лес, где уже гудели сигнальные рога.
Знающие расположения каждого кустика, воины легко передвигались между деревьями. Паломники старались тоже не отставать. Их преследователи на лорках еще не поверили в безнадежность своей затеи, а когда поняли, было уже поздно: со всех сторон, словно пчелы, оводы, шершни, настигали их стрелы. И жалили, жалили, жалили. Крокодилолюди пытались отстреливаться, но как? Человек, в которого посылали стрелу, оборачивался стволом дерева, а безобидный на вид куст сам метал смертоносную стрелу.
Из обров, ушедших за ними в лес, назад не вернулся никто.
Зверолюди на поляне готовились идти на слом, но ждали припоздавших лесных охотников. Вместо них из лесу вылетел конный клин, тяжело, плотно сомкнувшись стременами, выставив густую щетину копий, на врага скакали люди…
В лагере обров запоздало заревели сигнальные рожки, затрепетали знамена на длинных древках, кое-как построившись, обры попытались разогнать лорков.
Поздно. Взвился лес рук и мечей, дико смешались боевые крики. Поле вспенилось, поднялось в визге, стоне, вое. Конный бой стремителен, как молния Бога-Отца.
Только столкнулись, и уже перед ними чистое поле, слева — поселение, люди на стенах, отворяющиеся ворота, а сзади — тела, тела, тела. Смотришь — кипит поле, шевелится от тел, и нет чистого места, не окропленного кровью, и воет побежденный обр… Да и то, с чем пришел, то и получи! Разворачиваясь, отряд рассыпал строй, чтобы не мешать размаху меча товарища. Люди догоняют потерявшихся обров и косят, косят, косят, словно косари, а сзади спешат из поселения товарищи подобрать упущенные ими жизни.
Эх, раздолье! Руки, тело без мысли — все следует лишь приказам, вложенных годами тренировок. И ликует сердце, видя мертвых врагов. Сами пришли!
Рядом с Сергеем бьют врага Илья и Семен Кочетов. И Радим рядом, он трубит в рог, и всадники собираются к ним. По огромному полю там и сям еще видны одиночные обры на лорках, а кое-где — группы по пятьдесят-сто верховых. Но бой окончен!
Не давая опомниться, гонят, давят, охватывают побежденных. Им тесно, ревут посеченные лорки. Обры— плохие воины. Не видя смысла сопротивляться, они опускают руки.
Пыль, смрад, грохот и неумолчный стон, стон, стон-хор душ, кипящих в адских котлах Бога-Императора.
Бросив оружие, обр бессильно сползает с лорка, а тот, беспомощно шлепая широким клювом, ревет и, подгоняемый уколами копий и мечей, убегает в сторону. Обры распахивают розовые пасти в знак покорности и, стоя на коленях, закрывают глаза. Вид острых зубов, длинного языка, широкого провала глотки ярит воинов. Но вот устают и самые неутомимые. Оставленных в живых обров тесно сгоняют, словно стадо баранов.
Наконец-то они поняли, что не в победе, а в гибели воля Бога-Отца, а иначе исход был бы другим.
Самые ответственные бойцы рассыпались по полю в поисках обра ловкого, притворившегося убитым, или раненого, кому милосердно дарилась легкая смерть.
Хорошо поработали с вечера: у людей почти не было раненых и убитых. Бог-Отец доволен своими детьми, они научились воевать.
Только-только ушел утренний туман, утро едва перешло границу дня. В бывшем лагере обров крики людей. Кто-то из голодных заглянул в котлы, в которых повара готовили мясо. В некоторых варились освежеванные тела людей: женщины, дети, мужчины. Кого-то, значит, поймали по дороге сюда. Проголодались, захотели сладкого мяса.
— Что нам в этих пленных? Ни к чему… — решил Радим.
Пора было уходить. Отсюда видно, как из городка Доброслава тянется к небу тоненькая нитка сигнального дыма: пока ничего не переменилось, обры не идут на слом.
У видевших вареные тела близких (все сейчас близкие, ближе некуда) лица были страшнее, чем у самого Сатаны. И недаром вождь Арсун считает людей самыми жестокими существами из всех сотворенных Господом.