И он подумал, подивившись неуместности мыслей, что бывают моменты, когда жизнь исключает альтернативы, и это — подарок, ибо на других этапах все одиноко мечутся между покоем и разрушением, не видя ни в чем однозначного смысла.
Он смотрел, как раскаленный прут приближается к плечу, коснулся кожи — боль, шипенье остужающегося металла, запах горелого мяса…
Доброслав показал остуженный конец клейма: перекрещенные меч и топор, напомнил о вечной верности братству.
Не дрогнув, спутники Сергея выдержали испытание. А потом беспощадно резали пальцы, давая свою кровь в общую чашу. Из полной чаши Доброслав помазал губы, грудь, руки и ноги Богу-Отцу. Остальным окропил угли. Запах сгоревшей крови запомнился навсегда. Как и все, происшедшее этой ночью.
Не желавший спокойно ждать беды, Доброслав посылал разведчиков в степь. Десяток бойцов отправились в дальний дозор. Они должны были скакать двенадцать дней и только тогда, остановившись, ожидать врага.
Но готовились к приходу врага и в поселении. Забивали в траву колья в тех местах, где могло пройти войско обров. Незаметные в высокой траве остро заточенные колья должны были доставить неприятелю много неприятностей. Копали дополнительные рвы.
Но все это было вспомогательными мерами. Основное, на что рассчитывал Доброслав, были, конечно, люди. Чтобы воины не расслаблялись от ожидания и безделья, вождь заставлял всех усиленно тренироваться. С утра до вечера стреляли в цель, скакали без седла и поводьев, совершенствовали науку управления конем. Бились мечами, играли в увертки от стрел и копий.
Дичи вокруг водилось много. Битого зверя тут же в степи жарили на костре, ели свежатину, запивая сладкой водой из ручья. Жизнь была прекрасна, и война забывалась…
Если в стрельбе и верховой езде паломники заметно отставали, то учебные бои на мечах неожиданно выявили их бесспорное превосходство. Фехтование на саблях, как обязательный атрибут школьного воспитания, оказало свою услугу. С детства усвоенные приемы боя делали здешних бойцов беспомощными, и те жадно перенимали науку. Паломники были рады поделиться знаниями.
Как-то Малинин пришел к Доброславу с чертежом большого самострела-арбалета. Тут же набросал рисунок катапульты — можно бросать на врагов не только один большой камень, но несколько поменьше, чтобы поразить больше противников.
Доброслав оценил, и умельцы быстро сладили несколько рамочных механизмов.
Здесь не знали взрывчатых веществ. Почему? Во всем воля Бога-Отца.
А Сергей злобился, потому что в близком соседстве на одной планете их общего мира и этого зоопарка видел лишь извращенное чудачество. И понимал Исаева — когда-нибудь и он доберется! И еще ему сейчас не хотелось вспоминать о Лене…
Сергей расспрашивал об обрах. Кто такие? Почему? Все пожимали плечами: не люди, что с них, кроме жизней, возьмешь. Не ты, так они тебя убьют обязательно. Приходят на верховых лорках, но есть еще и тарканы — огромные ярко-зеленые животные с красным костяным гребнем на голове и шее. Эти волокут длинные телеги, поэтому их используют только в степи. Было известно, что обры, лорки и тарканы, как и все животные, используемые слугами тьмы, имеют холодную кровь. Они другие. Они от змей и гадов ползучих. И они, пока Бог-Император отсутствует, захватили власть в его дворце… Людям надо продержаться, пока Бог-Отец не возвратится и не наведет порядок.
Сергей спросил у вождя, почему все уверены, что Бога-Императора нет во дворце, и тот оказался удивлен:
— А как же иначе? Он разве смирился бы с существованием обров?
Логика, конечно, была неотразимой, но Сергея это не убедило.
Обрадовавшись его любопытству, подступил Малинин. Говорил об Олимпе, о богах, перессорившихся друг с другом, о Христе, пришедшем на смену племенным богам, когда кому-то (людям? Всевышнему?) понадобилось объединить разноплеменную массу под единое начало.
— Бог есть, — говорил философ и писатель, — потому что разум появляется тогда, когда возникает религия, вера в высшие силы — атрибут разума. Но образы Богов— это образы и подобия общественного идеала данной среды. Поглядите на нашего Бога-Отца, — приглушал он свой голос, — это дикий свирепый боец, как и все здесь, готовый немедленно сражаться и умереть. И, конечно, победить. Кстати, если бы не наш светско-идиотско-спортивный тренинг, я не знаю, как бы мы вписались в здешнее воинство. Теперь я с благодарностью вспоминаю своих наставников по фехтованию, борьбе и верховой езде. Нас словно бы специально готовили к отправке сюда.
Изредка шли слабые дожди. Облака, лениво плывущие по небу, вдруг грозно сгущались, темнел воздух без света, но раскаленная степь на лету испаряла влагу, отталкивая водяные тучи. Земля иссыхала, струйка ручья утончалась.
Проходили дни, недели, и однажды к вечеру, когда солнце уже опускалось к горизонту, тоскливо завыл рог дневального на башне, ибо должен был извещать только об одном — о том, к чему все готовились, но о чем не хотелось и думать, — идут.