Сиона сделала еще один медленный круг, вглядываясь в дали.
Лито понимал какие глубинные чувства будит в ней открывшийся вид. Кроме маленького туманного пятнышка основания его башни, не было ни малейшей неровности на горизонте — плоскость, всюду плоскость. Ни растений, ни единого живого движения. Со своей обзорной точки, Сионе видно все вокруг приблизительно на восемь километров, до линии горизонта, за которую уходит пустыня.
Лито заговорил из-под гребня дюны, места своей остановки.
— Вот это настоящий Сарьер. Его познаешь только тогда, когда приходишь сюда пешком. Это все, что осталось от Бар бел-ама.
— Океан без воды, — прошептала она. И опять повернулась и осмотрела весь горизонт.
Ветра не было. Лито знал, что при безветрии безмолвие пустыни въедается в человеческую душу. Сиона сейчас ощущает, что все ее привычные точки отсчета потеряны, что она заброшена и одинока в опасном пространстве.
Лито взглянул на следующую дюну. Двигаясь в том направлении, они вскоре дойдут до низкой линии холмов, которые прежде были горами, но теперь разрушились до остатков шлака и булыжника. Он не шевелился и не разговаривал, предоставляя безмолвию проделать за него всю работу. Даже приятно представить, будто эти дюны бесконечно тянутся вокруг всей планеты как некогда. Но даже эти немногие дюны приходили в упадок. Без истинных бурь Кориолиса прежней Дюны, на его Сарьер могли оказывать небольшой местный эффект лишь жесткие ветерки и нечастые жаркие вихри.
Один из этих крохотных «ветряных дьяволов» танцевал примерно на полпути до южного горизонта. Взгляд Сионы проследил за его движением. Она резко проговорила:
— У тебя есть личная вера?
Лито секунду подумал, обдумывая свой ответ. Его всегда изумляло, насколько пустыня постоянно вызывает мысли о религии.
— Ты осмеливаешься вопрошать меня, есть ли у меня личная религия? — вопросил он.
Не выдавая никаких внешних признаков страха, который, он знал, она испытывает, Сиона повернулась и пристально посмотрела на него. Дерзость всегда была отличительной чертой Атридесов, напомнил он себе.
Когда она не ответила, он сказал:
— Да, ты, Атридес, никаких сомнений. — Таков твой ответ? — спросила она.
— Что ты на самом деле хочешь узнать, Сиона?
— Во что ТЫ веришь!
— Эге! Ты спрашиваешь о моей вере. Ну что ж… я верю, что нечто не может появиться из ничего без божественного вмешательства.
Его ответ ее озадачил.
— Как это выходит…
— Natura non facit saltus, — проговорил он.
Она покачала головой, не понимая этой сорвавшейся с его языка древней цитаты. Лито перевел:
— Природа не совершает прыжков.
— Что это за язык? — спросила она.
— Язык, на котором больше не говорят нигде в моем мироздании.
— Зачем же ты тогда его использовал?
— Чтобы растормошить твои древние жизни-памяти.
— У меня их нет, никаких! Мне просто нужно знать, зачем ты привел меня сюда.
— Дать тебе возможность отведать вкус нашего прошлого. Спускайся сюда и взбирайся мне на спину.
Она сперва заколебалась, затем, видя бесполезность сопротивления, соскользнула с дюны и забралась ему на спину.
Лито подождал, пока она не встала на нем на колени. Это было не тоже самое, как в те старые времена, которые он знал. У нее не было крючьев Создателя и она не могла стоять на его спине. Он чуть приподнял свои передние сегменты над поверхностью.
— Зачем я это делаю? — спросила она. Тон ее голоса говорил о том, что она чувствует себя глупо у него на спине.
— Я хочу, чтобы ты на себе изведала тот способ, с помощью которого в далеком прошлом наш народ гордо странствовал по этой планете, высоко на спине гигантского червя.
Он заскользил вдоль дюны, как раз под ее гребнем. Сиона видела голографические изображения. Она знала этот опыт разумом, но пульс реальности бился совсем по-другому, и он знал, что она откликнется и соотнесется с ним.
«Ах, Сиона», — подумал он, — «Ты даже еще и не подозреваешь, как я тебя испытаю.»
Лито стал внутренне ожесточать себя. «Я не должен испытывать никакой жалости. Если она умрет — то умрет. Если кто-либо из них умирает, то это осознанная необходимость, ничего более.»
И он вынужден был напомнить себе, что такое возможно даже с Хви Нори. Просто
Он повез ее вперед, затем вдоль изгибающегося